Читаем Стихотворения и поэмы полностью

Когда Ее высокая душа,Стяжав венец, на небеса взошла(Ведь кто душою наделен? – Лишь тот,Кто благородно мыслит и живет*,А если низкому душа дана, —То не ему принадлежит она!), —Когда земной извилистой тропойВзошла Царица в вышний свой покой,Воздав хвалу Святым за попеченье,И стала нотой в их согласном пенье, —В тот миг наш мир сотрясся и зачах:Он окровавлен, плач – в его очах*,Его готов покинуть жизни дух…И миру предстоит одно из двух:Утратить жизнь – иль снова обрести.(Но к Ней теперь иного нет пути,Чем доброта: чтоб вновь Ее узреть,Нам всем, живущим, надо подобреть.)Мир лихорадит*: по нему – волной —То скорбь, то радость, то мороз, то зной.Ты болен, мир. Как прочие больные,Едва минует приступ малярии,Ты полагаешь, будто исцелен, —Но в летаргический впадаешь сон.Ты так печален, разлучившись с Ней,Как будто нет ни солнца, ни людей,Ты так с Ее уходом исстрадался,Что пал без чувств и с памятью расстался.Хоть страшен был твой громкий плач по Ней,Но то, что ты умолк, – еще страшней.Да, словно сути собственной лишен,Ты Ею стал – и вместе с Ней ушел.И, как младенец у купели ждет,Доколе крестный-принц в собор войдет, —Так ждешь и ты среди холодных плит,Покинут, брошен, Ею позабыт.Всё – имя, смысл и контуры свои*Обретший в Ней, ты ныне – в забытьи.Хоть месяцы прошли со дня потери(Часы застыли, времени не меря), —Никто достойным образом не смогСказать о Ней за этот долгий срок.Как будто, не оставив завещанья,Уже лежит правитель без сознанья,И знать скрывает, жив иль умер он,Пока наследник не провозглашен, —Так мы теперь. Впридачу к прочим бедамЗакон неясен, прецедент неведом:Цемент, что воедино все скреплял,Распался в прах и силу потерял.Кощунство – повторять: «Она мертва!»,Печать бессилья – жалкие слова.Молчанье воцаряется в ответ:Ушла душа, и сил для плача нет.О мир, ты болен, близок твой конец,Помочь нельзя, и ты уже – мертвец:Не удержав Ее, не исцелив,Расставшись с Нею, – ты и сам не жив.Ты не воскреснешь. Лучше поскорейЗаймемся анатомией твоей.Сама Ее кончина – знак того,Что в теле мира лучшее – мертвоИль смертно… Только пусть не говорят,Что он с собой покончил: в том наврядСумеет кто-то обличить его, —В живых ведь не осталось никого…Нет, все же что-то в мире сохранилось:Хотя Она (чья смерть распространиласьНа целый мир) сокрылась, – но в ночиЕе душа чуть видные лучиДобра и милосердья свыше льетНа тех, кто должное Ей воздаетНа этом свете; хоть Ее и нет, —Но памяти мерцает полусвет…Покинув старый мир, Она вольнаМир новый созидать*; его Она,Собрав живущих добрые дела,Из доброты почти уж создала…А впрочем, верно это или нет?Ведь в новизне таится новый вред(Выходит так, словно Ее трудыВновь насаждают райские сады,Что от греха и зла чисты вполне,Покуда Змей в них не вползет извне).Как бури сокрушат утеса твердость,Так мощь богатыря – подточит гордость:Чтоб новый не был горем омрачен, —Изъяны мира прежнего учтем;Кто знает цену вещи – только тотС умом отвергнет или изберет…«Здоровья в мире нет, – врачи твердят. —Ты не смертельно болен? Будь же рад!»Но есть ли тяжелей недуг, чем знать,Что исцеленья нечего и ждать?Мы все больны с рожденья; матерейМы слышим плач – мол, дети все быстрейРождаются, и буйный их приход —Зловещий признак будущих невзгод…*О, что за хитрый умысел такой,Чтобы созданье Божье – род людской —Сгубить! Ведь в помощь женщина былаДана Адаму, – но лишь отнялаВсе силы… Хоть жена на благо вродеНам создана, недуг – в ее природе!*Тот, первый, брак – он всех нас свел в могилу,Одним движеньем – Ева всех убила,И женщины, с тех пор и посейчас,Поодиночке убивают нас;Мы ж, в слепоте, туда, где смерть нас ждет,Идем, желая свой продолжить род…Да люди ль мы? Себя ль причислим к ним?!Нет, человек был некогда иным:Он, сын Земли, и Солнце средь высот —Не знали, кто кого переживет!И для людей жизнь ворона, вола*И даже кедра – краткою была.В ту пору, если некая звездаЯвлялась редко, – мог мудрец всегдаЛет двести-триста с легкостью прождать,Чтобы ее вторично наблюдать…При долгом веке – был и рост не мал*,И много пищи исполин съедал,И правила душа гигантским телом,Как принц своим наследственным уделом:И мощь души, и рост телесный самПодняться помогали к небесам…О, где ж тот род? И кто б из нас прожилХоть втрое меньше, чем Мафусаил?Наш краток век, и знать нам не дано,Идет ли Время иль стоит оно?Лишь наши деды помнят про «вчера»,До «завтра» – доживет лишь детвора.Столь краток срок, что за троих пахать*Выходит пахарь: где ж тут отдыхать?..Не только век наш столь недолгим стал,Но человек теперь и ростом мал:Ведь если бы в лесу утратил путьНаш предок или в море стал тонуть, —Держу пари: не стали б слон иль китСражаться с ним. Его гигантский видСмутил бы их. А нынче эльф и гном —И те уже не чуют силы в нем.В сравненье с предком мы малы и вялы,И даже тень у нас короче стала*.Одна лишь смерть немножко нас растит:Чуть вытянет – и в глину превратит…Что ж – длинный текст вписался в малый свиток?Смогли ль мы обменять на злата слиток —Воз серебра? Иль предков добрый нравВ столь малый кубок влили – расплескав?Мы ростом – ниже. Но гораздо хуже,Что даже ум у нас – намного уже:Упадок не одних коснулся тел,И вместе с ростом – разум оскудел.Из ничего мы созданы Всевышним, —И, словно бытие сочтя излишним,Одну лишь цель мы в жизни обрели:Уйти в ничто, откуда и пришли.Всё новые нас хвори постигают*,Врачи же нам всё меньше помогают.Наш предок только Бога был пониже:Красой и Мощью правил он; они жеНад прочей тварью сохраняли власть —И ничему не позволяли пасть,Мир пестуя, следя за каждым шагомИ человека наделяя благом.Да, сын Адама, к коему сам БогСходил, чтоб тот достать до неба мог, —Владел всем миром!.. Ну, а нынче – какУнижен он! Он днесь – ничто, пустяк.Он был велик – и вот ни с чем остался,Но все ж доселе чем-то он казался,Когда ж Она, – о плач, о тяжкий стон! —От нас ушла, – лишился сердца он…Античность, грезя об Ее приходе,Невинность представляла в женском роде;И, совершенств невиданных полна,Во избежанье зависти ОнаНа свет явилась женщиной. Но яд,Что Еву встарь испортил*, – был изъятИз сердца Той, чье пребывает имяПримером Веры – лучшей из алхимий…И вот – Она мертва! Помыслив так,Пойми, что человек – ничто, пустяк,И нашу «Анатомию» тверди…Чем живо тело, коль в его грудиОстыло сердце?.. Обрети же Веру,Небесной пищей насыщайся в меруИ Горним Человеком стань скорей,Иначе ты – презренный муравей…Не мы одни познали увяданье, —Нет, им охвачено все мирозданье:Бог, завершив творенье, отдыхал, —А мир уже тогда в расстройство впал!Ведь первыми пасть Ангелы успели:При этом выпал мир из колыбелиИ повредился в разуме, и свойОбезобразил, обессмыслил строй.Подпав проклятью, Первый ЧеловекЗверей и травы в ту же скорбь поверг*.Итак, с рожденья мир окутан скверной:День Первый начался со тьмы вечерней,А лето и весна на нашем свете —Слабы, как перезрелой дамы дети…Все новые философы* – в сомненье:Эфир отвергли – нет воспламененья*,Исчезло Солнце, и Земля пропала*,А как найти их – знания не стало.Все признают, что мир наш – на исходе,Коль ищут меж планет, в небесном своде —Познаний новых…* Но едва свершитсяОткрытье, – всё на атомы крошится*.Всё – из частиц, а целого – не стало,Лукавство меж людьми возобладало,Распались связи*, преданы забвеньюОтец и Сын, Власть и Повиновенье.И каждый думает: «Я – Феникс-птица», —От всех других желая отвратиться:Вот признаки теперешних времен!..Она ж, кем был весь мир объединен,Она – всего живущего магнит,Вселенной придававший стройный вид;Она, кого Природа призвала(Поняв, что плохи у людей дела,Что в море мира каждый с курса сбился, —И новый компас миру в Ней явился), —Всех слепков Красоты оригинал, —Она, чей взор Судьбою управлял,Она, чей взгляд в одно мгновенье могВест-Индию прельстить и весь Восток;Она, в чьем восхитительном дыханье —Всех дальних островов благоуханье,Та, для кого богатства всех колоний —Лишь самоцвет в блистательной короне;Та, пред которой должен мир склониться,Как пригород пред славною Столицей, —Она, Она мертва… Узнав о том,Пойми, что этот мир – увечен, хром!Знай, нашу «Анатомию» читая:Он болен весь – от края и до края.В нем гибнет всё – не что-нибудь одно:Ты видишь – сердце в нем поражено,А это значит, что вселенной телоБолезнью завоевано всецело.Так берегись, чтоб самому под властьВсеобщего недуга не подпасть.Чистейшие из душ во все векаТвердили: рана мира глубока,И соразмерность в нем уже не та:Пропала, исказилась красота.Казалось бы – уж небо так блаженно,В движеньях гармонично, совершенно;Но нам светил разнообразный ход*Из века в век загадки задает.Небесных сфер неодинаков вид,Так много в них скрещений и орбит,Что в высях диспропорция видна:Там – сорок восемь сфер, а не одна,Там звезды умирают* и плодятся,Те скроются, а эти народятся, —Словно воюет кто-то в небесах:Построит крепость – и низвергнет в прах…Свободно ль Солнце? – Нет, но ЗодиакЕсть страж его, и каждый звездный знакЗа ним следит: то Рак и КозерогЕму грозят и гонят на Восток,То путь его не прям на Полюсах. —Так, круга ровного не описав,Оно свой бег от нормы отклоняетИ место восхождения меняет.А то с дороги и совсем свернет,Чуть мимо точки Змея проскользнет*, —И вот, в неверном утомясь круженье,Готово наземь пасть в изнеможенье.Напрасно в небе хвалится звезда*,Что, мол, по кругу движется всегда:Вверх-вниз она петляет, как ни странно.А Параллели и Меридианы —Лишь сеть, что человек на небосклонНабросил, крикнув: «Мой отныне он!»Лентяи – ввысь мы сами не восходим,А небеса к себе на Землю сводим*,Их человек пришпорил и взнуздал:Но каждая ль покорна нам звезда?Да и Земля – воистину ль кругла?Не выдается ль Тенериф-скалаНастолько, что могла б в ночи ЛунуРазбить на части и пустить ко дну?А море – не такой ли глубины,Что два кита, столкнувшись в нем, должныМучительно тонуть в теченье дня —И умереть на полпути до дна?Ведь мы порой так долго тащим лот,Как будто им зацеплен Антипод.И если там, внизу, простерся Ад(Коль нам и вправду муки не грозятСовсем другие, чем толпой вопящейБыть загнанными в этот сруб горящий), —То, значит, в бездне – то овраг, то холм…Что ж говорить о совершенстве форм?Так согласимся с правдой несомненной:Искажены пропорции вселенной,Ее Опоры – Кара и Награда —Искривлены… Каких свидетельств надоЕще, зачем нам лишние слова?Мать красоты – Гармония – мертваС тех пор, как правит Горе: ведь оноСамо границ и меры лишено!..Источник соразмерности – Она,В которой Красота воплощена,А Красота, как учит нас мудрец,Есть наших душ Причина и Творец;А значит, сей мудрец провидеть мог,Что в Ней, прекрасной, – наших душ исток,Она им и велит в тела вселяться:Так формы всех вещей – к очам стремятся*.И коль схоласты правы, что КовчегБыл по пропорциям, как человек*, —То в Ней одной находим до сих пор мыПрообраз их величественной формы.Она и душу с плотью совместила,И между ними распри прекратила, —Она! – О, все обличья, рядом с ней,Одно другого хуже и страшней…Она, она – мертва! Узнав о том,Пойми, что мир – чудовищный фантом!Вот нашей «Анатомии» значенье:Сей мир не пробуждает в нас влеченья.К тому же – сами в помраченье мы:Воистину, сердца, как и умы,Отравлены у нас, и горький ядИ в чувства наши, и в дела струят.Вот почему нам чужд любой предмет —Для нас в нем ни добра, ни смысла нет(Ну, а людей природа – какова?Не лучше, чем о ней гласит молва!),В деяньях человека – ни следаДобра не сыщешь: сущая беда!..И Цвет – Гармонии вторая часть —За Формой вслед готовится пропасть:Ведь Форма, пусть приятная для глаза,Без Цвета – словно перстень без алмаза.Алхимик-турок, чей болезнен видИ грязен плащ, нам жалобно твердит,Что в золото, как яд, проникла ртуть*:Вот такова и мирозданья суть.Когда-то Бог, творенье начинаяИ, как младенца, Землю пеленая,Чтоб радостной игрой ее занять,Велел ей краски всякий день менять, —И, словно образец такой затеи,Повесил в небе радугу* над нею.Прекраснее, чем Зренье, чувства нет,Но пищею для Зренья служит Цвет,А Цвет испорчен: он не тот, что прежде,Весны и Лета выцвели одежды.Исчез румянец яркий с наших щек —И души, вместо них, стыдом облек…Но нет – надежда бы еще цвела,Когда б Она – Она не умерла! —Та, что цвела, когда была живой,Багрянцем, белизной и синевой,И в ком все вещи мира, как в раю,Черпали свежесть и красу свою, —Она, вместившая все краски мира,Она, чей лик прозрачнее эфира(И пламя тяжело в сравненье с ней,И темен блеск сверкающих камней), —Она, она мертва!.. Вглядись, пойми —И этот мир, как призрак, воспримиИ нашу «Анатомию» тверди,Чтоб ужас свил гнездо в твоей груди…Исчезла Цвета красота: отнынеУсилья надо прилагать Гордыне,Чтоб красками Пороки позлащать,Заемными румянами прельщать.И до того дошел стихий разброд,Что от Земли замкнулся Небосвод,И вещество лишилось восприятья:Отец и Мать бесплодны* – нет зачатьяДождя меж туч, и в должный срок с высотЖивящий Ливень больше не идет.И воздух перестал в конце концовВысиживать сезоны, как птенцов:Весна теперь не колыбель – могила.Всю землю лжеученье полонило,И Метеоры небосклон плодит:Значенье их темно, и странен вид.Волхвы Египта вызвать не моглиЧервей, что днесь родятся из земли*.Художник нынче хвалится, что онТворит созвездий новых небосклон,Как будто бы и впрямь влиянье звездПриходит через краски или холст,Иль мастер судьбоносен, как звезда…Искусства суть сокрылась навсегда,Скупится Небо, и Земля тощает,А разум наш их целей не вмещает.Когда бы связи Неба и ЗемлиДо полного разлада не дошли, —Она, о ком звучит наш скорбный глас,Могла б сильней воздействовать на нас.Ведь если даже слабые растеньяНам, высохнув, приносят исцеленье, —Тем более, почив, живет Она,Всесильной добродетели полна.О мир, ты должен песней лебединойЕе отпеть – и сгинуть в миг единый…Теряет свойства даже сильный яд,Когда от гада мертвого он взят, —Но власть добра, что пребывает в Ней,Со смертью сделалась еще сильней…Она, в ком добродетели росток,Зазеленев, расцвел в свой лучший срок,Она, чьей волей светлые стремленьяРождались в душах, всем на удивленье, —Она все страны тем обогатила,Что единеньем их озолотила:При этом даже сами королиСмирение впервые обрели,Вельможи подобрели, а народСам отказался от излишних льгот;Болтать несносно жены перестали,Монахини воздержаннее стали…Она б свершила больше славных дел,Когда б Железный Век не заржавел, —Но вот, она мертва!.. Об этом зная,Пойми, что весь наш мир – зола сухая*:Вот нашей «Анатомии» урок.Ни кровью, ни слезами ты б не смогМир увлажнить, – нет, это невозможно:Страданья – жалки, смерть сама – ничтожна.Но то блаженство, что с теченьем днейВ Ней возрастало, – и теперь при Ней.Нам не понять при первом рассеченье*Всех органов устройство и значенье:Чтоб связи между ними отыскать,Труп следует и дальше рассекать;Но тела всей Вселенной нам едва лиХватило б, чтоб исследовать детали.Кто мнит себя здоровым, вряд ли рад,Коль об его болезнях говорят.Прерву же речь. О Лучшая из дев!Мы, рассказать немногое успев,Ждем – о Тебе еще заговорят;Ты ж, строкам сим придав напевный лад,Прими оброк за этот – Первый – Год:На убыль воск его свечей идет,Чтоб каждый год здесь, на Земле, в печалиМы вновь твое Рожденье отмечалиВторое: ибо Душ в тела вхожденье —Вершится здесь, другое ж их рожденье —Есть Смерть. Она одна весьма умелоВыводит Душу, как дитя из тела.А вы, чьих добродетелей творец —Она, кто в Ней находит образец, —Коль скоро вы считаете, что вправеЛишь проза о Ее поведать славе,Иль хроника, быть может; но никакНе должно воспевать Ее в стихах, —Вы вспомните: Сам Бог, в конце Закона*Песнь поместив, велел, чтоб неуклонноТой Песни Моисей учил народ.Он знал: когда из памяти уйдетЗакон, когда забудутся Писанья, —Одна лишь Песнь удержится в сознанье.Вот почему и я, насколько мог,Пред Ней исполнил стихотворный долг:Сей непостижной Смерти вопрекиЯ заключил Ее в свои стихи, —Ее, кого вмещает мрачный гроб,Я поселил в своей поэме, чтоб,Как Души – Небо, как тела – могила,Так доблести – Поэзия хранила!
Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная библиотека поэзии

Возвращение Чорба. Стихи
Возвращение Чорба. Стихи

Сборник рассказов и стихотворений, опубликованных ранее в различных эмигрантских изданиях, был подготовлен Набоковым в июне 1929 г.; вышел из печати в декабре того же года.Спустя четверть века в книге «Русская литература в изгнании» Струве дал сжатый, но очень точный анализ всей набоковской лирики — в том числе и стихотворений из «Возвращения Чорба». «В <…> тщательно отобранных стихотворениях, вошедших в "Возвращение Чорба" <…> срывов вкуса уже почти нет, стих стал строже и суше, появилась некоторая тематическая близость к Ходасевичу (поэту, которого зрелый Набоков ставил особенно высоко среди своих современников), исчезли реминисценции из Блока, явно бывшие чисто внешними, подражательными, утратилось у читателя и впечатление родства с Фетом, которое давали более ранние стихи Набокова (сходство и тут было чисто внешнее, фетовской музыки в стихах Набокова не было, он был всегда поэтом пластического, а не песенного склада). <…> Стихи "Возвращения Чорба" в большинстве прекрасные образчики русского парнасизма; они прекрасно иллюстрируют одно из отличительных свойств Набокова как писателя, сказавшееся так ярко в его прозе: необыкновенную остроту видения мира в сочетании с умением найти зрительным впечатлениям максимально адекватное выражение в слове».Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Стихи и поэзия
Университетская поэма
Университетская поэма

В конце 1926 года Набоков пишет «Университетскую поэму» — 882 стиха, 63 строфы по 14 строк. Главным предметом исследования в поэме представляется одиночество, будь то одиночество эмигранта, студента или старой девы.«Университетская поэма» — это также дань Пушкину. В поэме такое же количество строк в песне и такая же структура песни, как и в «Евгении Онегине», а ее строфа старательно переворачивает ту форму, которую изобрел для своей строфы Пушкин: четырнадцатая строка в пушкинской схеме становится первой у Сирина, женская рифма превращается в мужскую, а мужская — в женскую. Сирин показывает молодым поэтам, которых он рецензировал, что можно делать со стихом: общая схема, индивидуальные открытия.Несмотря на все ее хрупкое обаяние и великолепный комментарий к Пушкину, «Университетская поэма» все-таки представляется слишком сдержанной, в ней слишком мало пушкинской музыки и пушкинской страстности. Хотя Пушкин бывал и хрупким или холодным, он, кажется, всегда пил жизнь залпом. «Университетская поэма», дивного фарфора сервиз из тридцати шести предметов, позволяет нам разве что цедить жизнь маленькими сладкими глотками. Однако Иван Алексеевич Бунин, великий старейшина эмигрантской литературы, был иного мнения. Сразу после выхода поэмы он написал Сирину письмо, в котором чрезвычайно тепло отозвался о ней.Б. Бойд. «Владимир Набоков. Русские годы»

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Проза / Русская классическая проза
Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Стихи, 1916
Стихи, 1916

Свою литературную деятельность Владимир Набоков (Сирин) начинал не с прозы, а со стихов. В 1916 г., еще будучи учеником Тенишевского училища, на собственные деньги, полученные по наследству от скоропостижно скончавшегося «дяди Руки» (Василия Рукавишникова), юный Набоков издает книгу стихотворений, которую, как потом чистосердечно признавался писатель, «по заслугам немедленно растерзали те немногие рецензенты, которые заметили ее». Среди этих хищников был преподаватель Тенишевского училища Василий Гиппиус По воспоминаниям Набокова, «В. В. Гиппиус <…> принес как-то экземпляр <…> сборничка в класс и подробно его разнес при всеобщем, или почти всеобщем смехе. <…> Его значительно более знаменитая, но менее талантливая кузина Зинаида, встретившись на заседании Литературного фонда с моим отцом <…> сказала ему: "Пожалуйста, передайте вашему сыну, что он никогда писателем не будет"»Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков

Поэзия

Похожие книги

Дитя урагана
Дитя урагана

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА Имя Катарины Сусанны Причард — замечательной австралийской писательницы, пламенного борца за мир во всем мире — известно во всех уголках земного шара. Катарина С. Причард принадлежит к первому поколению австралийских писателей, положивших начало реалистическому роману Австралии и посвятивших свое творчество простым людям страны: рабочим, фермерам, золотоискателям. Советские читатели знают и любят ее романы «Девяностые годы», «Золотые мили», «Крылатые семена», «Кунарду», а также ее многочисленные рассказы, появляющиеся в наших периодических изданиях. Автобиографический роман Катарины С. Причард «Дитя урагана» — яркая увлекательная исповедь писательницы, жизнь которой до предела насыщена интересными волнующими событиями. Действие романа переносит читателя из Австралии в США, Канаду, Европу.

Катарина Сусанна Причард

Зарубежная классическая проза
12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
20 лучших повестей на английском / 20 Best Short Novels
20 лучших повестей на английском / 20 Best Short Novels

«Иностранный язык: учимся у классиков» – это только оригинальные тексты лучших произведений мировой литературы. Эти книги станут эффективным и увлекательным пособием для изучающих иностранный язык на хорошем «продолжающем» и «продвинутом» уровне. Они помогут эффективно расширить словарный запас, подскажут, где и как правильно употреблять устойчивые выражения и грамматические конструкции, просто подарят радость от чтения. В конце книги дана краткая информация о культуроведческих, страноведческих, исторических и географических реалиях описываемого периода, которая поможет лучше ориентироваться в тексте произведения.Серия «Иностранный язык: учимся у классиков» адресована широкому кругу читателей, хорошо владеющих английским языком и стремящихся к его совершенствованию.

Коллектив авторов , Н. А. Самуэльян

Зарубежная классическая проза