Стихотворения и поэмы

Ты написала на холодной льдине —
Не помню я, и лед и небеса
Не помнят тоже, что ты написала, —
Теперь та льдина в море, далеко
Плывет и дышит глубоко и тихо,
Как этот вечер в золотых осколках
Плывет в груди…

(«Лодка»)

Баллады порой заслоняют раннюю тихоновскую лирику, но ключ к ним — в ней. Автор двух книг занял место в ряду первых поэтов страны, потому что интуитивно угадал запросы читателей, точнее сказать — благодаря складу своего таланта оказался в состоянии ответить на них. Любовную лирику в ту пору вселенских катаклизмов презирали, отрицали и тем самым отдавали на откуп последышам декадентской поэзии, эпигонским виршеплетам, а то и просто ремесленникам и халтурщикам, спекулировавшим на тоске читателей по лирике простых и естественных личных чувств. Образовавшийся вакуум не мог оставаться незаполненным. И историческое значение лирики Есенина и Тихонова первой половины 20-х годов заключается в том, что они повернули людей «лицом к стиху».

Революция, провозгласив социальное освобождение, принесла и духовное освобождение личности. Но если свергнуто вселенское рабство миллионных масс, то как же не бросить в очищающий костер и любовное подчинение? Вот почему постоянен в тихоновской лирике мотив борьбы характеров, которые не ждут преклонения, но и не хотят зависимости. Уходя из мира стяжательства и собственничества, герой оставляет там и эгоистические притязания. Он не кинется с ножом или винтовкой на соперника, к которому ушла его возлюбленная. Он страдает, но не обвиняет ее, так как признает и ее право на свободу чувства и выбора.

Эта свобода не имеет ничего общего с беспринципностью, распущенностью. В том-то и заключается нравственное величие такой свободы, что она дает простор всему человечному в человеке. Любовь свободна, но свобода требует ответственности чувств. Вот почему так высоко ценят герои Тихонова искренность, преданность, верность. Это высокий нравственный уровень взаимоотношений, отход от которого выводит человека за грань человеческого. Но как же дорого то, что достается лишь путем нравственного подвига! Настоящая любовь, непокупаемая и неподкупная, дороже всего на свете и всюду на свете — она: «и на глине, и на алмазе Рука твое имя всегда найдет» («Еще в небе предутреннем и горбатом…»).

Противостоя моральному упрощенчеству, духовному нигилизму, лирика Тихонова содействовала складыванию новых общественных отношений, выработке новых норм морали. Устремленная в будущее, лирика «Браги» в 20-е годы (да и позднее!) сыграла большую роль в борьбе за человеческое в человеке.

А. Селивановский назвал первые книги Тихонова «единственным явлением в мировой поэзии»[14], имея в виду жизнеутверждающий характер стихов одного из представителей того поколения, которое на Западе, вернувшись с мировой бойни, оказалось «потерянным». Но ранние книги Тихонова исключительны и с других точек зрения. При всей их тематической широте в них нет пестроты и разбросанности. Тихонова упрекали за то, что в некоторых его ранних стихах было отражено представление о революции как о процессе стихийном, что, впрочем, было свойственно многим писателям в ту пору (Вс. Иванов, А. Малышкин, Б. Лавренев). Важнее другое: отвергая путь лозунговой публицистичности, схематического упрощенчества, молодой автор четко определял основное направление своих творческих устремлений. Революция для него — не тема, а мировоззрение. И весь его «строчечный фронт» объединен общей идеей, общим «направлением удара».

4

В первых книгах Тихонова были отражены впечатления от мировой и гражданской войн. Но вскоре в права вступает уже послевоенная реальность, обозначая новый конфликт — между высокими идеалами и мелочным бытом. Для самого поэта быт мало что значил, он не признавал его власти — ни материальной, ни нравственной. Однако социальные контрасты периода нэпа бросались в глаза. Именно в те годы в стихах Тихонова начинают варьироваться образные формулы романтической неуспокоенности: «Я не верю законам покоя». Стремясь «свежесть занозить», поэт приветствует «чудный эликсир неизвестности», его влечет «темный жар предчувствий», он ратует «за ветер, против духоты». Тихонов не отступает перед «птичьими потрохами» нэпа, готов «перетряхнуть зимовье». В его поэзии активизируются, становятся постоянными романтические образы ветра, песен, свежести: «под свежим мирным знаменем»; «за свежесть — наш стакан».