Стихотворения и поэмы

- Увы, это стихотворение критики прочитали невнимательно. Все их негодование бесполезно, так как речь в нем идет совсем о другом. Генерал Скобелев совершил удивительный поступок: после того, как «при гулкой пушечной пальбе» был взят Геок-Тепе, он решил без крови, без страданий своих и чужих солдат покорить достаточно мощную по тем временам крепость Асхабат:

Текинцы, пал Геок-Тепе!
Довольно жить разбоем.
Клянитесь  в вечной простоте
Жить миром и покоем!

Он совершенно один (при нем было только личное оружие: шашка и кинжал) двинулся в путь. Вот теперь я полностью процитирую ту строфу, часть которой была приведена в «обвинительном» слове в адрес Кузнецова:

Гром славы двадцать верст подряд,
Все двадцать верст поездки!
Он взял без боя Асхабат,
Один, при полном блеске.

Все величие этого поступка - в его «вечной простоте».

К. Анкудинов:

- Следует заметить, что у Кузнецова тематика, связанная с Россией, несет в себе не только победно-торжественную интонацию, как в этом стихотворении, но чаще всего принимает трагический оттенок. Само существование России - бунт по отношению к установившемуся миропорядку, это «светлейшая страна иной красы и стати», где «свеча закона... бледна пред солнцем благодати».

Не случайно у автора возникает желание вывести Россию из существующего бытия, создать ей другое (фантастическое) бытие. Это связано с острым ощущением непричастности России этому бытию, даже враждебности ему. Трагико-романтический бунт рассматривается Кузнецовым в триединстве: это бунт мифо-реальности против не-мифо-реальности, бунт вихревой России против бытия (не-России), наконец, бунт отдельно взятого человека против окружающего его мира.

В. Бараков:

- Согласен с этой мыслью полностью, только дополню ее. Смысл первого авторского произведения русской литературы, - «Слова о Законе и Благодати» митрополита Илариона (проповеди, прочитанной в Софии Киевской 26 марта 1049 года), - равенство всех народов перед Богом. Не перед Законом (Закон ветхозаветный был «кардинально изменен» Иисусом Христом), а перед Богом, перед Его заповедями. Беда в том, что народы по-разному восприняли Благодать (Закон новозаветный), а многие оказались разделенными, расколотыми в вере, в том числе и русский народ. Но в России даже в условиях коммунистического язычества искание Правды, стремление устраивать все на взаимном доверии, а не на законе - сохранилось (См. труды Н.Бердяева). Здесь - истоки и нашего правового нигилизма, и бессилие законов, спускаемых сверху властями, и враждебность народа к западному формальному, высушенному стилю жизни.

В быту мы всегда будем жить не по закону, а по сердцу, по душе, по «благодати», - так уж устроены. Суда, например, русский человек боится панически, даже если и прав. Он скорее решит дело миром, полюбовно, даже с ущербом для себя, нежели пойдет решать свои проблемы «по закону», в суд. И этот «менталитет» сохранится при любом строе, при любом правлении!.. Это в быту. А вот в духовной сфере нам еще долго освобождаться от родимых пятен советского времени, от новоязыческих по сути привычек. Долго еще народу придется «тесниться в Законе», прежде чем он будет свободно «ходить в Благодати»... То, что топтали в течение века, не просто и не сразу вернется в его душу. Но, между прочим, славянское язычество полностью из нашего сознания не уйдет никогда, оно существует в нем на «генетическом» уровне. Так, стихотворение Кузнецова «Атомная сказка» имеет, например, и такую трактовку: «Атомная сказка» иносказательно повествует о разрушительности социального эксперимента, совершенного над Россией...».  Но ведь еще в славянской мифологии существовал запрет убивать лягушку, иначе «умрет мать, либо сам убивший, либо родители или родственники" (!)

К. Анкудинов:

- Все это очень интересно и довольно убедительно, но в то время, когда была написана «Атомная сказка», и позже, в семидесятые годы, Кузнецова волновали прежде всего общефилософские проблемы, его творческий мир отличался значительным герметизмом, «злоба дня» не получала отражения в его стихах. Хотя Кузнецова нельзя было назвать и официальным советским поэтом (формально входившим в систему советской поэзии). Творчество Кузнецова не было связано с официальной идеологией вообще (а по некоторым вопросам крайне с ней расходилось).

В. Бараков:

- Пусть отвечает сам поэт: «В последние три года во внешности моего стиха, моей поэтической символике проступили резкие социальные углы: Кремлевская стена, Ленин, Сталин... Раньше социальность скрывалась в глубине символа, как подводный риф...».

К. Анкудинов: