Стихотворения и поэмы

Горело всё —
                           людские трупы, лес и поле, —
                                                                              всё прогоркло.
В дыму тоскливо хлеб горящий пах.
Трещали сосны, скрючивались.
От машины военторга
летели хлопья тлеющих рубах.
Дивизия на островке, в огне капкана вражьего,
фугаски движутся, как по стеклу, наискосок,
бесконечною
                           взрывной волной
                                                             всё выкорчевывая заживо,
крутя, как веник обмочаленный, лесок.
Сдавила боль —
                           жарой стянуло голенище яловое,
очнулся я, рванулся, как во сне.
Косыми ртами клочья воздуха вылавливая,
еще бегут,
                  туда — к расколотой сосне.
Бегу, склоняюсь к сердцу,
                                            припадая на ногу остывающую.
Околыш красный промелькнул, крича:
                                                                 «За мной!»
И я — за ним. Заковылял.
                                           «За мной, товарищи!»
— «Хальт!» — сквозь разрывы ощущаю всей спиной.
Всех насчиталось девять,
                                                 и пошли, держа оружие,
в фуражке красной впереди — вожак.
                                                                    Он знает путь,
он кадровый, где север знает, где восток.
                                                                          Гремит оружие.
Я голенище распорол и смог шагнуть.
Идем, идем. А немцы здесь перекликаются,
                                                                               как вороны.
Потом затихло. Рвется гул издалека…
«Стой! Мародер!»
                                Ведущий выхватил наган,
                                                                                рванулся в сторону.
А мы — за ним.
И увидали паренька.
Тот стороной идет один,
                                                  не замедляет шаг, хоть связывай,
сгорели п

олы,                             ствол винтовки жарко ржав.
Две длинных палки под рукой несет
                                                               и сверток бязевый.
«Брось!»
                  Командир наш выбил палки, подбежав.
Упал, разматываясь, сверток сразу,
                                                                   пни обшаривая,
и мы заметили на нем, разинув рты, —
на школьной карте
                                    улеглись
                                                      два полушария,
раскинув ребра широты и долготы.
В одном —
Союз наш, словно флаг горит у полюса,
в другом —
Индийский с Тихим
                                   впереплеск переплелись.
«Ты что? — хрипит ведущий наш,
в глазах угроза строгая, —
Зачем ты взял?!»
                                 — «Простите,
                                                               там валялась между пней».
У шапки ухо поднялось,
склонился к карте, палки трогая.
«Сейчас же брось!»
                                    — «Я буду выходить к своим по ней…»
Да, почему я вспомнил,
                                            почему весь день я думаю
о том бойце?
Меня весь день к нему влекло.
Пятнадцать лет дорогой сложною и трудною —
немного меньше, чем полжизни, — утекло.

И нес он карту.

А у нас тогда была еще трехверстка.
Мы путь к Ельцу держали, зная — наши там.
От перестрелок нас совсем осталась горстка,
шли вчетвером,
а он — за мною по пятам.
Толкал мне в спину палками от карты
                                                                   наш упрямец,
мне чудились два полушария земли,
в одном —
                   вверху —
                                    наш флаг летит, горит багрянец.
Китай и Бирма виделись вдали.
В другом —
                 Индийский с Тихим,
                                                  островов гряда коралловая.
Египет чудился…
Так шел боец за мной.

И в памяти моей так и живет он:

                                                         даль оглядывая,
несет из окруженья шар земной.

<1957>

82. ОСЕНЬ СИБИРИ