Стихотворения и поэмы

Всё громче пушки громыхают:
«Мы к вам идем, мы к вам идем!»
И каждый юноша мечтает
с Олегом рядом встать бойцом,
чтоб по ночам «снимать» охрану
с постов врага сторожевых,
чтоб сад расцвел благоуханный
и туч не стало грозовых;
чтобы путем крутым, опасным
идти вперед, в лучах Москвы,
и чтоб промолвить братьям красным:
«Мы тоже воины, как вы!
Мосты и склады мы взрывали,
шли к цели сквозь огонь и дым,
мы вам сражаться помогали!»
— «Спасибо!» — скажут братья им,
с любовью, радостно обнимут,
и зазвенит фанфар металл,
бойцы стальные шлемы снимут
перед геройством тех, кто пал.
Всё дальше будут боя звуки,
уйдет пред солнцем темнота.
Живым пожмут солдаты руки
и поцелуют их в уста.
Знамена алые взовьются
и засверкает сталь штыков,
теснее воины сомкнутся
и разом грянут на врагов.
Так юность по ночам мечтала…
А землю словно била дрожь,
пожаром небо полыхало,
и шла к Олегу молодежь.
И крепла сила комсомольцев,
за что сражаться — каждый знал.
Оружье юным краснодонцам
Туркенич Ваня раздавал.
Они гордились краем милым,
своим Донбассом трудовым.
Пархоменко и Ворошилов
примером в жизни были им,
словно присутствуя незримо
среди героев молодых.
Олег рассказывал про Клима,
про славу давних лет былых,
как шел народ на белых гадов
и степь горела на ветру,
как Ворошилова отряды
нещадно били немчуру,
несли свободу Украине
(их колыбелью был Донбасс!),
давно Пархоменко загинул,
но жив он в памяти у нас.
«Донбасс!.. Мы все готовы к бою,—
сказал Олег, сказали все,—
за наше небо голубое,
за розы в утренней росе,
за птиц, поющих на рябине,
за шахты, села, города,
чтоб наша Родина отныне
войны не знала никогда.
Чтоб снова золотились нивы
и счастьем каждый день дышал,
чтоб нам в победы день счастливый
„спасибо!“ край родной сказал».
Кто биржу сжег в ночи бессонной,
спас из концлагеря друзей?
«Они, герои Краснодона», —
шумели ветви тополей.
Кто из фашистского полона
к свободе братьям путь открыл?
«Они, герои Краснодона»,—
гул над широкой степью плыл.
А кто немецкую колонну
разнес, ее ломая строй?
«Они, герои Краснодона,
ребята хватки боевой».
Борцы поры урочной ждали,
чтоб на фашистский гарнизон
напасть… Но яд таился в жале
измены… Тьма со всех сторон
борцам кричала: «Вас живыми
на муки схватят палачи!»
И вербы горестно над ними
шумели кронами в ночи.
И, словно плача, к ним склонялись,
тревогой полнясь, небеса,
как будто защитить пытались…
Но смерть глядела им в глаза.
Бежать, скрываться было поздно…
Замкнулось западни кольцо.
От гибели, нависшей грозно,
спаслись лишь семеро борцов…
Лишь семь средь нас… А остальные
(не меньше ста ведь было их!)
в подвалы брошены глухие…
И патриотов молодых
овеял стяг бессмертной славы,
сердцам их был неведом страх…
Олега мать во мгле кровавой
стоит, на черный глядя шлях…
Не возвратился сын с рассветом
и не припал устало к ней…
Я в образе печальном этом
скорбящих вижу матерей,
чьи сыновья в сраженьях пали
за отчий край в года войны.
«Олег мой!» — шепчет мать в печали.
Рыдает лес: «Мои сыны!..»
«Мои сыны, мои девчата,
вам жить и жить бы, молодым!» —
так шепчет, жалостью объята,
родная мать-Отчизна им.
И этот шепот бьется в стены
тюрьмы, где смерти ждут они…
Но не тоска, не страх презренный,
во взоре — мужества огни.
Стук в стены связью стал единой,
роднил их думы и сердца…
Сквозь прутья — небо Украины
и звезды, звезды без конца
глядят на лютые их муки,
благословляя молча их,
а в стены — стуки, стуки, стуки,
и кровь, как гнев, клокочет в них.
В полночный час, забыв о ранах,
стучит им Громова Ульяна:
«Я не сдаюсь! Он здесь, он с нами,
бессмертный Ленин! Пусть в огне
сгорю дотла, пускай ножами
палач изрежет тело мне, —
я не сломлюсь! И вы крепитесь!
Священной клятвою борца
мы все клялись… Друзья, держитесь,
бесстрашны будем до конца!»
И стук Осьмухина все слышат,
что мужеством и верой дышит:
«Друзья, в борьбе со смертью злою
все силы надо нам напрячь.
Стучу я вам одной рукою,
другую — отрубил палач…
Но тверд я! Пусть пытают снова,—
не ослабею ни на миг.
Я выстою, друзья, — ни слова
не вырвет враг из уст моих!
Достойно вынесем все бури,
не нам страшиться лютых мук!..»
Сквозь стены Бондарева Шура
ему ответила на стук:
«И я тверда! Пускай штыками
насквозь исколют грудь мою, —
товарищи, я рядом с вами,
в лицо фашистам я плюю!
Пусть непрестанно стук наш длится,
родные облетит поля
и пусть от стен тюрьмы домчится
до башен звездного Кремля!..»
И снятся им леса, долины,
грохочет в небе майский гром,
свободно дышит Украина,
сады цветут в краю родном…
Девчата с песнею веселой
идут по берегу Днепра,
сияет ясный день. И в школу
бежит гурьбою детвора,
и самолет под облаками
в спокойной реет вышине…
Как сердцу рассказать словами
о вольном и счастливом дне?..
Всё это снится им… Но топот
раздастся вновь в глухой ночи,
на пытки, под звериный хохот,
опять возьмут их палачи.
Безжалостна, неотвратима,
идет к ним смерть порой ночной,
но воля их несокрушима,
как ты, мой отчий край родной!
И день минул, и ночь настала,
звенят тюремные ключи,
и входят к узникам в подвалы
с душою черной палачи.
Лютуют гитлеровцы снова,
на юности срывая злость.
Но вырвать извергам ни слова
из уст борцов не удалось.
Усталость палачей шатала…
И смерть в тех камерах глухих
невинных кровью написала:
«Живыми в шахту бросить их!»
Плывут часы тоски бездонной,
воспоминаний, тяжких мук,
и снова слышен в час бессонный
сквозь камень стен — последний стук.
И словно вновь сияет солнце:
чтоб духом каждый не ослаб,
приказ последний комсомольцам
передает гвардейцев штаб.
И, как из вечности тумана,
сквозь стены стук им в сердце бьет, —
приказ тот Громова Ульяна
товарищам передает:
«Друзья! Казнят нас на рассвете.
Пока сердца в груди стучат,
мы все пойдем навстречу смерти
с любимой песней Ильича.
И пусть она, как знамя рея,
над миром гневно прозвучит.
Пойдем на смерть отважно с нею,
и нас ничто не устрашит!»