Стихотворения и поэмы

Он широк в плечах, широк душою,
Слова зря не молвит по уму.
И веселье у него большое, —
Малое зачем ему, к чему?

(«Россия»)

Прокофьев стремился полностью перенять у народа все эти великолепные черты и качества в своем творчестве. Лирика его —

Как русская песня с хорошим зачином,
С которою жить веселей…

Действительно, с его лирикой «жить веселей» — столько в ней радости, душевной широты, молодого и деятельного задора, восторга перед родной страной и ее людьми.

Радость жизни, жажда творчества, готовность к борьбе, к преодолению любых испытаний, великая вера в будущее, в человека, который стремится открыть и утвердить прекрасное во всем окружающем нас мире, — вот что составляет пафос лирики А. Прокофьева.

Конечно, особого внимания заслуживает и его творчество как одного из активных деятелей дружбы народов, во вдохновенных переводах которого многие выдающиеся создания поэтов братских республик находят точное и художественно полнокровное воплощение. Чтобы убедиться в этом, достаточно перечитать «стихи товарищей» А. Прокофьева — Павло Тычины, Максима Рыльского, Владимира Сосюры, мастерские переводы белорусских, эстонских, латышских и многих других поэтов, творчество которых находило и здесь свой верный и сердечный отклик.

Обращаясь к очень широкому кругу читателей, поэт не забывает и самых малых из них, чем и вызвано создание детских стихов, ярких и своеобразных, насыщенных фольклорными мотивами, а вместе с тем и острым чувством современности, готовности говорить с детьми о том, что не может не увлечь, не захватить их и сегодня. Но эта область творчества А. Прокофьева заслуживает особого разговора.

За многие годы своей литературной деятельности Александр Прокофьев создал выдающиеся произведения, являющиеся значительным вкладом в нашу поэзию и составляющие яркую и неповторимую страницу ее истории.

В сентябре 1971 года «большого поэта России» (так называлась посвященная его памяти статья Николая Тихонова[4]) не стало. Он ушел из жизни, но его самобытное творчество живет и поныне, активно участвует в борьбе за будущее, в эстетическом и нравственном воспитании нашего человека и навсегда останется в благодарной памяти многих и многих его читателей.

Борис Соловьев

О СЕБЕ (Автобиография)

…Ладога, Нево-озеро, не озеро, а море! Море в двести с лишним километров длиной, более ста шириной. Бурное, туманное море, с чистой, почти родниковой водой, с берегом, поросшим ивняком и малиной.

О Ладога-малина,
Малинова вода!

На южном берегу Ладоги, в ста километрах от Ленинграда — рыбацкое село Кобона. Здесь я родился в декабре 1900 года. Здесь с девяти лет я и потянул, что называется, крестьянскую и рыбацкую лямку.

Отец мой, Андрей Прокофьевич, окончив действительную в Кронштадте в звании старшего фейерверкера, женился и вошел в дом тестя примаком. Устроив так свою судьбу, отец получил два душевых надела земли с полосками в сажень шириной в некоторых полях. Лучшая земля в нашем селе принадлежала помещику и деревенским торговцам-кулакам. Нам, как и другим односельчанам, на долю досталась супесь. Два душевых надела этой супеси давали на нашу разросшуюся семью хлеба до декабря. Помимо крестьянства, отец работал на лесопильном заводе и рыбачил.

С самого раннего детства я помогал отцу и матери в хозяйстве — вязал мережи и сети, выезжал с отцом на рыбную ловлю, косил траву, пахал землю. Жили мы благодаря трудовой хватке отца лучше некоторых односельчан, но достатка не было. Землепашцы мы были слабые, рыбаки мелкие, ершовники. Ершей в Ладоге много, ходят они большой гурьбой, скопом, так что попадались и в наши мережи. Мы тут же, на Ладоге, улов продавали прасолам.

Отец мой любил читать, любил песню. «Коробушку», «Хорошо было детинушке…», «Варяга», «Ермака» и даже «Не бил барабан перед смутным полком…» я услышал от отца. Моя мать, Анна Степановна, тоже любила петь, так что я песню узнал с детства. Да и село мое, раскинутое на реке и на двух приладожских, очень оживленных каналах, было песенным. По вечерам после работы, а в праздничные дни с полдня звенела на улицах гармонь. Парни и девушки плясали, пели песни и частушки, мы, подростки, ходили за взрослыми, и все это обрядное — хороводы и пляски — навсегда остались в моей памяти. С далекого детства вошла в мою душу гармонь-тальянка, трехрядка, «доверху набитая песнями, стихами».

Ладога! Я навеки полюбил свое родное море с его низкими туманами, с его ветрами — шелонником, полуденником, меженцем, зимняком, с его безбрежным, то суровым, то ласковым простором. Я навеки полюбил леса и перелески Приладожья, простой быт моих родичей и односельчан, небогатую северную русскую природу, рыбацкие деревни и села, где «с печки рукой достаешь до воды». Все это позже отразилось в моих стихах. Я вспоминаю свои детство и юность — ласково, свои забавы и труды — светло.