Стихотворения и поэмы

Стоит император Петр Великий,
думает:
«Запирую на просторе я!» –
а рядом
под пьяные клики
строится гостиница «Астория».

Сияет гостиница,

за обедом обед она
дает.
Завистью с гранита снят,
слез император.
Трое медных{25}
слазят
тихо,
чтоб не спугнуть Сенат.{26}

Прохожие стремились войти и выйти.

Швейцар в поклоне не уменьшил рост.
Кто-то
рассеянный
бросил:
«Извините»,
наступив нечаянно на змеин хвост.

Император,

лошадь и змей
неловко
по карточке
спросили гренадин{27}.
Шума язык не смолк, немея.
Из пивших и евших не обернулся ни один.

И только

когда
над пачкой соломинок
в коне заговорила привычка древняя,
толпа сорвалась, криком сломана:
– Жует! –
Не знает, зачем они.
Деревня!
Стыдом овихрены шаги коня.
Выбелена грива от уличного газа.
Обратно
по Набережной
гонит гиканье
последнюю из петербургских сказок.

И вновь император

стоит без скипетра.
Змей.
Унынье у лошади на морде.
И никто не поймет тоски Петра –
узника,
закованного в собственном городе.

[1916]

Революция Поэтохроника

26 февраля. Пьяные, смешанные с полицией, солдаты стреляли в народ.

27-е.

Разлился по блескам дул и лезвий

рассвет.
Рдел багрян и долог.
В промозглой казарме,
суровый,
трезвый,
молился Волынский полк{28}.

Жестоким

солдатским богом божились
роты,
бились об пол головой многолобой.
Кровь разжигалась, висками жилясь.
Руки в железо сжимались злобой.

Первому же,

приказавшему –
«Стрелять за голод!» –
заткнули пулей орущий рот.