Ясна задача, дело свято, —С тем к высшей цели – прямиком.Предай в пути родного братаИ друга лучшего тайком.И душу чувствами людскимиНе отягчай, себя щадя.И лжесвидетельствуй во имя,И зверствуй именем вождя.В звучавших вокруг советах «не копаться в прошлом», «не бередить старые раны» автор поэмы справедливо ощущал такую же безнравственность, желание «обратить… всех навалом в одних не помнящих родства».
Сам же он, прежде столь жестоко конфликтовавший с отцом, теперь с покаянным, очистительным чувством воскрешал его истинный облик, его натруженные руки и наивную гордыню «хозяина», столь дорого ему обошедшуюся. И эта досказанная история «Гордеича» вместе с лирическим циклом «Памяти матери» в какой-то мере осуществили давнюю мечту поэта: «О том, что знаю лучше всех на свете, сказать хочу. И так, как я хочу». (Другое дело, что «вслух» – читателям – это сказать Твардовскому не удалось: за исключением первой главы, печатавшейся как отдельное стихотворение, поэма «По праву памяти» оставалась под запретом еще дольше, чем «Тёркин на том свете», – целых семнадцать лет.)
Быть может, завершая поэму, в которой подводились итоги всего пережитого, надежд и разочарований, обретений и потерь, автор припоминал слова, когда-то вложенные им в уста своего любимца – Тёркина:
Я загнул такого крюку,Я прошел такую даль…Эта пройденная и запечатленная в его творчестве даль и ныне откроется для всех, кто вдумчиво перечтет написанное Александром Трифоновичем Твардовским.
А. ТурковСтихотворения
Братья
Лет семнадцать тому назадБыли малые мы ребятишки.Мы любили свой хутор,Свой сад,Свой колодец,Свой ельник и шишки.Нас отец, за ухватку любя,Называл не детьми, а сынами.Он сажал нас обапол себяИ о жизни беседовал с нами.– Ну, сыны?Что, сыны?Как, сыны? —И сидели мы, выпятив груди, —Я с одной стороны,Брат с другой стороны,Как большие, женатые люди.Но в сарае своем по ночамМы вдвоем засыпали несмело.Одинокий кузнечик сверчал,И горячее сено шумело…Мы, бывало, корзинки грибов,От дождя побелевших, носили.Ели желуди с наших дубов —В детстве вкусные желуди были!..Лет семнадцать тому назадМы друг друга любили и знали.Что ж ты, брат?Как ты, брат?Где ж ты, брат?На каком Беломорском канале?..1933
Песня
Сам не помню и не знаюЭтой старой песни я.Ну-ка, слушай, мать родная,Митрофановна моя.Под иголкой на пластинкеВырастает песня вдруг,Как ходили на зажинкиДевки, бабы через луг.Вот и вздрогнула ты, гостья,Вижу, песню узнаёшь…Над межой висят колосья,Тихо в поле ходит рожь.В знойном поле сиротливоДень ты кланяешься, мать.Нужно всю по горстке нивуПо былинке перебрать.Бабья песня. Бабье дело.Тяжелеет серп в руке.И ребенка плач несмелыйЕле слышен вдалеке.Ты присела, молодая,Под горячею копной.Ты забылась, напеваяЭту песню надо мной.В поле глухо, сонно, жарко.Рожь стоит, – не перестой.…Что ж ты плачешь? Песни ль жалкоИли горькой жизни той?Или выросшего сына,Что нельзя к груди прижать?..На столе поет машина,И молчит старуха мать.1936
«Кто ж тебя знал, друг ты ласковый мой…»