Не вспомнишь всё, что мы болтали,Но всё, что он мне рассказал,Вы перед этим прочитали,И я ни слова не соврал.Одно лишь только он прибавил,Что дядя в университетЕго еще на год отправилИ что довольно с ним монет.«Сюда, ебена мать!» — гремящимСвоим он гласом возопил,И пуншем нектарным, кипящимВ минуту стол обрызган был.
26
Ты видел, Jean, когда на дрожкахК тебе он быстро подлетел;В то время с книгой у окошка,Дымясь в гишарде, ты сидел.Ты помнишь, о Коврайский славный,Студентов честь и красота,Какой ты встречею забавнойЕго порадовал тогда:В блевотине, мертвецки пьянымТебя он в нумере застал,И ртом вонючим и поганымЕго не раз ты замарал.
27
Ты зрел, любезный мой Костюшка,Его как стельку самого,И снова, толстенькая Грушка,Ты жопку нежила его.Виват, трактиры и бордели,Поживка еще будет вам,И кабаки не опустели,Когда приехал Сашка к нам.В веселье буйственном с друзьямиЕще за пуншем он сидел,А разноцветными огнямиКой-где Кремлевский сад горел…
<Эпилог>
Друзья, вот несколько деянийИз жизни Сашки моего…Быть может, дождь ругательств, браниКак град посыплет на него,И на меня, как корифеяЕго похабства и бесчинств,Нагрянет, злобой пламенея,Какой-нибудь семинарист…Но я врагов сих презираю,В дела их вовсе не вхожуИ, что про Сашку ни узнаю,—Ей-богу, всё вам расскажу.1825–1826