Я – лишь горы моей подножье,и бытия величинав жемчужной раковине ночина весь июнь заточена.Внутри немеркнущего нимбадуши прижился завиток.Иль Ибсена закрыта книга,а я – засохший в ней цветок.Всё кличет кто-то: Сольвейг! Сольвейг! —в чащобах шхер и словарей.И, как на исповеди совесть,блаженно страждет соловей.В жемчужной раковине ночи,в ее прозрачной свето-тьмене знаю я сторонней нови,ее гонец не вхож ко мне.Мгновенье сомкнутого окамою зеницу бережет.Не сбережет: меня жестоковсеобщий призовет рожок.Когда в июль слепящий выйдуи вспомню местность и людей,привыкну ль я к чужому видунаружных черт судьбы моей?Дни станут жарче и короче,и чайка выклюет чуть светв жемчужной раковине ночиневзрачный водянистый след.12—13 июня 1985Сортавала