Грядущий день намечен был вчерне,насущный день так подходил для пенья,и четверо, достойных удивленья,гребцов со мною плыли на челне.На ненаглядность этих четверыхвсё бы глядела до скончанья взгляда,и ни о чем заботиться не надо:душа вздохнет – и слово сотворит.Нас пощадили небо и вода,и, уцелев меж бездною и бездной,для совершенья распри бесполезнойпоплыли мы, не ведая – куда.В молчании достигли мы земли,до времени сохранные от смерти.Но что-нибудь да умерло на свете,когда на берег мы поврозь сошли.Твои гребцы погибли, Арион.Мои спаслись от этой лютой доли.Но лоб склоню – и опалит ладонисиротства высочайший ореол.Всех вместе жаль, а на меня одну —пускай падут и буря, и лавина.Я дивным пеньем не прельщу дельфинаи для спасенья уст не разомкну.Зачем? Без них – ненадобно меня.И проку нет в упреках и обмолвках.Жаль – челн погиб, и лишь в его обломкахнерасторжимы наши имена.60-е
«Однажды, покачнувшись на краю…»
Однажды, покачнувшись на краювсего, что есть, я ощутила в телеприсутствие непоправимой тени,куда-то прочь теснившей жизнь мою.Никто не знал, лишь белая тетрадьзаметила, что я задула свечи,зажженные для сотворенья речи, —без них я не жалела умирать.Так мучилась! Так близко подошлак скончанью мук! Не молвила ни слова.А это просто возраста иногоискала неокрепшая душа.Я стала жить и долго проживу.Но с той поры я мукою земноюзову лишь то, что не воспето мною,всё прочее – блаженством я зову.60-е