Стихотворения и поэмы

или с палубы лихо кричу.

Лодочники и собиратели моллюсков встали чуть свет

и поджидают меня,

Я заправил штаны в голенища, пошел вместе с ними, и мы

провели время отлично;

Побывали бы вы с нами у котла, где варилась уха.

На дальнем Западе видел я свадьбу зверолова, невеста была

краснокожая,

Ее отец со своими друзьями сидел в стороне, скрестив ноги,

молчаливо куря, и были у них на ногах мокасины,

и плотные широкие одеяла свисали с их плеч.

Зверолов бродил по песчаному берегу, одетый в звериные

шкуры, его шею скрывали кудри и пышная борода, он

за руку держал свою невесту.

У нее ресницы были длинны, голова непокрыта, и прямые

жесткие волосы свисали на ее сладострастное тело

и достигали до пят.

Беглый раб забежал ко мне во двор и остановился у самого

дома,

Я услышал, как хворост заскрипел у него под ногами,

В полуоткрытую кухонную дверь я увидел его, обессиленного,

И вышел к нему, он сидел на бревне, я ввел его в дом,

и успокоил его,

И принес воды, и наполнил лохань, чтобы он вымыл вспотевшее

тело и покрытые ранами ноги,

И дал ему комнату рядом с моею, и дал ему грубое чистое

платье;

И хорошо помню, как беспокойно водил он глазами и как был

смущен,

И помню, как я наклеивал пластыри на исцарапанную шею

и щиколотки;

Он жил у меня неделю, отдохнул и ушел на Север,

Я сажал его за стол рядом с собою, а кремневое ружье мое

было в углу.

11

Двадцать восемь молодых мужчин купаются у берега,

Двадцать восемь молодых мужчин, и все они так дружны;

Двадцать восемь лет женской жизни, и все они так одиноки.

Отличный дом у нее на пригорке у самого моря,

Красивая, богато одетая, за ставней окна она прячется.

Кто из молодых мужчин ей по сердцу больше всего?

Ах, и самый нескладный из них кажется ей красавцем!

Куда же, куда вы, милая? ведь я вижу вас,

Вы плещетесь в воде вместе с ними, хоть стоите у окна

неподвижно.

И вот она прошла здесь по берегу, двадцать девятая, смеясь

и танцуя,

Те не видят ее, но она видит и любит.

Бороды у молодых мужчин блестели от воды, вода стекала с их

длинных волос,

Ручейки бежали у них по телам.

И так же бежала у них по телам рука-невидимка

И, дрожа, пробегает все ниже от висков и до ребер.

Молодые мужчины плывут на спине, и их животы обращаются

к солнцу, и ни один не спросит, кто так крепко прижимается

к нему.

И ни один не знает, кто это, задыхаясь, наклонился над ним

И кого он окатывает брызгами.

12

Подручный мясника снимает одежду, в которой он резал скот,

или точит нож о базарную стойку,

Я замедляю шаги, мне по сердцу его бойкий язык, мне нравится,

как он пускается в пляс.

Кузнецы с закопченною волосатою грудью встали вокруг

наковальни,

У каждого в руках огромный молот, работа в разгаре, жарко

пылает огонь.

Я стою на покрытом золою пороге,

Гибкость их станов под стать их могучим рукам,

Вниз опускаются молоты, вниз так медленно, вниз так уверенно,

Они не спешат, каждый бьет, куда надо.

13

Негр крепкой рукою держит вожжи четверки коней, камень,

прикрученный цепью, качается у него под повозкой,

Из каменоломни он едет, прямой и высокий, он стоит на

повозке, упершись ногой в передок,

Его синяя рубаха открывает широкую шею и грудь, свободно

спускаясь на бедра,

У него спокойный, повелительный взгляд, он заламывает шляпу

набекрень,

Солнце падает на его усы и курчавые волосы, падает на его

лоснящееся, черное, великолепное тело.

Я гляжу на этого картинного гиганта, я влюблен в него и не

могу удержаться на месте,

Я бегу с его четверкой наравне.

Во мне ласкатель жизни, бегущей куда бы то ни было, несущейся

вперед или назад.

Я заглядываю в каждую нишу и наклоняюсь над мельчайшими

тварями, не пропуская ни предметов, ни людей.

Я впитываю все для себя и для этой песни.

Быки, когда вы громыхаете ярмом и цепями или стоите под

тенью листвы, что выражается в ваших глазах?

Мне кажется, больше, чем то, что за всю мою жизнь мне

довелось прочитать.

Проходя, я спугнул дикую утку и дикого селезня во время моей

далекой и долгой прогулки,

Обе птицы взлетают вместе и медленно кружат надо мной.

Я верю в эти крылатые замыслы,

Я признаю красное, желтое, белое, что играет во мне,

По-моему, зеленое и лиловое тоже далеко неспроста, и эта

корона из перьев,

Я не зову черепаху негодной за то, что она черепаха,

И сойка в лесах никогда не учила гаммы, все же трели ее звучат

для меня хорошо,

И взгляд гнедой кобылы выгоняет из меня всю мою постыдную

глупость.

14

Дикий гусь ведет свою стаю сквозь холодную ночь,

"Я - хонк!" - говорит он, и это звучит для меня как призыв,

Пошляку это кажется вздором, но я, слушая чутко,

Понимаю, куда он зовет, там, в этом зимнем небе.

Северный острокопытный олень, кот на пороге, синица, степная

собака,

Дети хавроньи, похрюкивающей, когда они тянут сосцы,

Индюшата и мать-индюшка с наполовину раскрытыми

крыльями

В них и во мне один и тот же вечный закон.

Стоит мне прижать ногу к земле, оттуда так и хлынут сотни

Любовей,

Перед которыми так ничтожно все лучшее, что могу я сказать.

Я влюблен в растущих на вольном ветру;

В людей, что живут среди скота, дышат океаном или лесом,

В судостроителей, в кормчих, в тех, что владеют топорами

и молотами и умеют управлять лошадьми,

Я мог бы есть и спать с ними, из недели в неделю всю жизнь.