Стихотворения и проза

— Ко мнеe- спросила Лиза, удивясь. — От кого бы это! рука незнакомая.

Муж, смотревший все время, пока читала, на лицо ее, как бы опасаясь, чтобы какая-нибудь грустная, тревожная весть не смутила их молодого счастья, заметил, что при последних строках письма у Лизы выступили слезы.

— Что такое, ради бога, Лизаe- с беспокойством спросил Заворский,

— Я прочту вам вслух это письмо, — тронутым голосом произнесла Лиза и прочла следующее: — "Взглянувши на подпись этого письма, вы, может быть, бросите его и не станете читать. Знакомое имя не вызовет в вас ничего, кроме глубокого презрения. Я бы и не смел писать к вам, Лизавета Павловна, если бы не знал наверное, что через два дня, а может, и через день, меня не будет в живых. Вам пишет умирающий; и вы не можете его не выслушать, вы, ангел доброты, более чем кто-нибудь способный прощать. Да! Я умираю; умираю в тесной, душной, грязной каморке на станции, окруженный чужими, равнодушными лицами, на которых я читаю только желание избавиться поскорее от больного, что им накачала на шею судьба. Поблизости нет и лекаря. Какой-то лекарь проезжал вчера и, посмотрев меня, ничего не сказал, только покачал головой. А после его отъезда мне предложили, не хочу ли я причаститься. Я собрал последний остаток сил, чтобы написать к вам. После отрешения моего от должности, убитый и опозоренный, отправился я куда глаза глядят, не имея ничего в виду, не зная, чего мне искать, чего желать, Сначала я хотел пустить себе пулю в лоб; но и на это не хватило сил. Я стал утешать себя какими-то несбыточными надеждами. Я говорил себе, что я еще способен к перерождению, могу еще сделаться честным человеком и долгими годами покаяния и труда искупить свой поступок, свое падение. Вздор! Никогда бы из меня ничего не вышло. Я бесхарактерное, слабодушное существо. Если вы своим теплым участием, своею чистою дружбой не могли восстановить меня, чего же я мог надеяться! Хорошо сделала судьба, что послала мне болезнь, которая должна свести меня в землю. Но перед смертью я хочу вымолить у вас прощение. Чего бы я не дал, о, боже мой, чтобы услышать его из уст ваших, чтоб еще раз взглянуть на вас, чтобы ваша рука закрыла мне глаза! Но я не стою этого счастья, как не стоил дружбы вашей при жизни. Храни вас господь! Да не помрачит ни одно облачко вашей жизни; да найдете вы полное, беспредельное счастье, которого вы заслуживаете! Благодарю вас за светлые мгновения, подаренные мне вашею дружбой, за ваше желание поднять меня из этой грязи, куда втолкнули меня и моя слабость, и мое нелепое воспитание. Ведь оно тоже отчасти виной моего падения, не так лиe Как ни много я виноват, но все же мне кажется, что если бы с детства повели меня иначе, я бы еще мог быть порядочным человеком. Не всех же создает бог сильными, и не все же слабые так падают. Не знаю почему — но мне верится, что вы простите меня, что вы будете заступницей моею и перед окружающими вас, которых суровый упрек я так заслужил, и перед всеми, кто захочет бросать камень осуждения в мою память. Мне верится также, что вы исполните и еще последнюю просьбу умирающего. Вот она: в уездном городе*** есть девушка, перед которою я тоже много виноват, которой существование я, может быть, навсегда отравил. Повидайтесь с ней, скажите ей слово утешения и передайте ей о моем раскаянии, попросите, чтобы и она и жених ее простили меня. Я знаю, как много значит слово утешения, сказанное вами! Прощайте, моя добрая, мой светлый гений, мой бывший, несравненный друг! Навсегда прощайте.

Владимир Пашинцев".

Лиза едва могла дочесть это письмо и глотала слезы.

— Мне жаль его, Яков, — сказала она, обратясь к мужу, спрятав на груди его свою хорошенькую головку. — Если бы не его прошедшее…

— И если бы не эта подлая среда, — отвечал Заворский с раздражительностью, ясно показывавшею, что письмо Пашинцева задело за живое и его, — которая вместо того, чтобы поддержать человека, вывести его на честный путь, сама толкает его в бездну. Если бы ухабинские женщины были похожи на тебя, Лиза, если бы благородное ухабинское общество, вместо того чтобы сплетничать, плясать и обыгрывать друг друга в карты, занималось делом и руководилось не дюжинною, пошлою моралью, он, конечно, не пал бы.

Лиза исполнила просьбу Пашинцева и виделась с Надей. Во все время отсутствия Пашинцева у ней не вырвалось ему ни одного упрека; а смерть его глубоко ее опечалила. Красота Нади начинает блекнуть, и, кажется, ей суждена та же доля, что и ее тетке, то есть остаться старой девушкой.

ПРИМЕЧАНИЯ

"Пашинцев". — Впервые: PB, 1859, ноябрь, кн. I, т. 24, с. 106–146, 429–480.

Печатается по тексту первой публикации.

Повесть написана в ссылке в Оренбурге в "минуты глубочайшего омерзения к окружающему", по словам Плещеева. В ней воспроизведены страшные нравы в "ухабинских губерниях" России, с царившими в них чинопочитанием, властью денег, пошлостью чиновничьей знати, ее паразитизмом. Не случайно "высший свет" столицы оренбургского края узнал себя и предал автора "анафеме". Зато рядовые оренбуржцы прочли повесть с большим интересом.