— Я боялась, чтоб вы не занемогли, — сказала она, — вы вчера были так больны… так больны… вы сильно меня напугали…
— О, это ничего, ничего, Вера Николавна… теперь я совсем здоров… я так счастлив, что не в силах высказать вам; моего счастья, кажется, было бы довольно, чтоб исцелить умирающего… О, если бы вы только знали, в каком сомнении я находился со вчерашнего утра! Мне все казалось, что вы не придете, что вы назначили мне это свидание для того, чтоб отделаться от меня, что, может быть, вы сердитесь за мою дерзость…
— Полноте! — говорила Верочка потупившись. — Я видела вашу искренность… я почувствовала к вам такое сильное участие, что не могла не прийти, хотя бы единственно для того, чтоб узнать, тут ли вы, не сделалось ли чего с вами… Знаете ли, однако ж, я не должна приходить сюда больше! Это свидание должно быть последним…
При этих словах, произнесенных тихим прерывистым голосом, она подняла на него сбои глаза, в которых выражалось какое-то боязливое сожаление: она боялась огорчить молодого человека и, казалось, хотела вычитать на лице его, прежде чем он успеет ответить, впечатление, произведенное ее словами.
— Последнееe- повторил Василий Михайлович. — Так-то всегда бывало со мной! — прибавил он, махнув рукой. — Думаешь, что вот нашлось, наконец, счастье, а оно и ускользнет от тебя, как тень, как призрак…
— Так вы были несчастныe- спросила Верочка с участием.
— Несчастен, потому что я никогда не любил и не был любим; а это, может быть, еще больнее и тягостнее, чем потерять любимое существо…
— Это странно, однако ж; я думала совсем напротив… что вы очень влюбчивы… Но скажите, отчего же это такe Разве вы не встречали ни одной женщины по себеe Или, может быть, вы влюблялись, но любовь ваша проходила так скоро, что вы не хотите и назвать это любовью…
— Нет, нет, Вера Николавна! Даже малейшей вспышки, минутного увлечения не способны были родить во мне те две-три женщины, с которыми я был знаком. Между мною и ими было так мало общего, и они, казалось, поняли это с первой встречи… потому-то и показали ко мне нечто вроде презрения… Я тоже понял еще прежде их и, не чувствуя в себе охоты насиловать для них свою природу, подчиниться для них условиям, постоянно и глубоко возмущавшим меня, бежал из их общества… и стал по-прежнему вести уединенную жизнь, однообразную, не согретую ничьим участием, не оживляемую никакими тревогами, но, по крайней мере, свободную. Нет, я знаю, чувствую, что сердце мое способно любить, и если этот запас любви, наполняющий его, погибнет или растратится даром, то не моя вина…
— Почему же вы думаете, что я не из тех женщин, для которых, как вы говорите, не стоит приносить ничего в жертвуe..
— Почему, почемуe Я и сам не мог себе дать отчета почему, но только, увидев вас, я испытал совсем не то чувство, какое испытывал при встрече с другими женщинами. Какой-то неведомый голос как будто говорил мне: "Она поймет тебя; многое, что волновало тебя, изведало ее сердце; вы не чужды друг другу". И я не обманулся, я это чувствую, я вижу… Это свиданье, этот разговор служит тому доказательством, и он не может быть последним… Нет! нет!.. Ради бога, Вера Николаева, не отвергайте меня; позвольте мне чаще встречать вас; узнайте меня короче…
— Мне грустно, поверьте мне… но… как же мне бытьe.. Я выхожу замуж.
— Замужe.. Боже мой! Боже мой! Зачем я не встретил вас раньшеe Может быть, я был бы навеки счастлив…