Стихотворения Ивана Никитина

Изменения эти сделаны, по нашему мнению, к лучшему. Но и они не возводят это стихотворение на степень произведения поэтического. Напротив, они свидетельствуют нам о кропотливом, мозаическом подборе фраз, о мозольном, почти библиографическом труде, которого стоит г. Никитину каждая пьеса. Редкий стих оставлен им нетронутым, все он просмотрел и переделал, и часто вовсе без нужды. Например, вместо стихов:

Скоро гости к тебе соберутся,
Гнезда детям своим будут вить,
С утра до ночи песни польются,
Станут гости до осени жить{6}

, —

в новом издании находим такую переделку:

Скоро гости к тебе соберутся,
Сколько гнезд понавьют, – посмотри!
Что за звуки, за песни польются
День-деньской, от зари до зари!

Зачем эта переделка? Что ее вызвало? Очевидно, не иное что, как наклонность к версификации…

Пристрастие автора к улучшению стиха в своих произведениях доходит до смешного: нередко он убивается над шлифовкою таких стихотворений, о которых можно сказать, что чем хуже они написаны, тем лучше. Например, в первом издании было чрезвычайно плохое стихотворение: «Молитва дитяти». И стихи были в нем плоховаты, но главный недостаток его состоял в метафизической фальшивости и непоэтичности основного тона. Стихотворение это написано было в 1853 году; теперь, по прошествии семи лет, г. Никитин не заметил, что оно есть риторически-альбомное упражнение, и занялся только буквальным исправлением этих стишков. В первом издании, сказав, что молитва дитяти чиста и приятна его ангелу-хранителю, поэт говорит:

О, если б, после многих лет,
В часы молитвы, со слезами,
Взглянуло ты на божий свет
Такими ж светлыми очами!
Но если детства чистота
Когда-нибудь тебя оставит,
И горькой жизни нагота
Тебя на жизнь роптать заставит, —
В те дни к подножию креста
Приникни с детскою любовью,
И твердой веры чистота
Здесь примирит тебя с собою.
Здесь ангел детства твоего
К тебе опять слетит незримо
И о тебе творцу всего
Молиться станет невидимо.

Подобные стихи следовало бы вовсе выкинуть из нового издания, а г. Никитин, напротив, еще раз с любовью потрудился над ними и представил их теперь в таком виде:

Молись, дитя, мужай с летами!
И дай бог, в пору поздних лет,
Такими ж светлыми очами
Тебе глядеть на божий свет!
Но если жизнь тебя измучит,
И ум и сердце возмутит,
Но если жизнь роптать научит,
Любовь и веру погасит, —
Приникни с жаркими слезами,
Креста подножье обойми:
Ты примиришься с небесами,
С самим собою и с людьми.
И вновь тогда из райской сени
Хранитель ангел твой сойдет
И за тебя, склонив колени,
Молитву к богу вознесет.

Сделалось ли стихотворение лучше от такой переделки? И стоило ли так трудиться над риторической темой, в которой нет ни малейшего веяния поэзии?

Из стихотворений прежнего издания около половины выкинуто в новом. Просматривая эти выкинутые пьесы, мы заметили, что автор руководился при этом соображениями очень основательными. Он не допустил в новое издание, во-первых, патриотических пьес: «Русь», «Война за веру», «Юг и Север» и пр. Пьесы эти действительно теперь не имеют особенной занимательности и даже часто представляются довольно забавными, как, например, пророчества г. Никитина пред началом восточной войны:

Мы вновь напомним вам героев Рымника,
И ужас Чесменский, и славный бой Кагула, – и пр.{7}

.

Читать задним числом такие пророчества не совсем удобно, и мы вполне одобряем наших поэтов, решительно отрекшихся от воинственных и – правду сказать – несколько зверских своих произведений, как скоро миновала в них надобность. Во время войны понятно было даже, например, такое обращение одного из известных поэтов наших к Державину: