Стихотворения. Избранная проза

Глаза разбегаются, когда входишь в музей-библиотеку. Здесь так много реликвий, старины, вещей, принадлежавших святым, великим князьям, царям и императорам, древнейших икон, церковной утвари всех веков, что человек, старину любящий и ее понимающий, рискует много дней пробыть в обществе этих вестников далекого прошлого. Монастырская библиотека насчитывает 15 000 томов. В их числе оригинальные произведения отцов церкви, один из старейших талмудов и масса редчайших рукописей и старинных актов. Здесь еще сильнее, чем в монастырской гостинице, вас охватывает, чарует вас, немного печалит седая, молитвенная тишина — единый след прогрохотавших над Валаамом бурных веков…

III. Валаамские скиты

Хорошо на скитах! Величественная дикость природы, отдаленный гул Ладоги, невозмутимое спокойствие огромных сосен, скалы, скалы, скалы… Далеко монастырь. Близко небо. Легко дышится здесь, и молиться легко… Много, очень много на Валааме пустынь и скитов, близких и далеких, древних и новопоставленных.

За десять дней пребывания своего в монастыре, я побывал уже на всех, на некоторые тянет ещё — такая красота и святость. Разве расскажешь обо всем?.. Когда вы въезжаете с Ладоги в монастырский залив — как раз в этом месте голубой пароход «Сергий» поёт звонким баритоном — слева зеленеет остров. Это скит св. Николая. На отлоге вершине его когда-то стояла высокая часовня-маяк. В бурю, в окнах ее вспыхивали синие и красные огни, указывая путь в обитель. Теперь на скале небольшой богатый храм, сооруженный иждивением Солодовникова, купца санкт-петербургского. Главная его святыня (здесь неугомонные «кодаки» щелкают особенно часто.) — резная статуя Святителя Николая. Странно видеть католическую статую в православном храме! Существует предание, что Чудотворец приплыл ровно в полночь к монастырским берегам. Изображение Святителя раскрашено блеклыми с золотом красками. Старинные туфли в цветах. В одной руке — меч, в другой — череп. На кудрявой голове — нерусская корона. Стоит статуя в золотом шкафу-раке с точеными дверцами. Когда с легким скрипом открываются они — Святитель кажется живым в полутьме…

На противоположном берегу, у затопленной баржи — всегда здесь словоохотливый отец Иона ловит рыбу, а больше любуется отражением удочки в прозрачной воде — висит на сломанной бурей сосне кусок рельсы, повыше — большой ржавый гвоздь. Бьете гвоздем в этот своеобразный гонг и от пристани Никольского скита отчаливает за вами лодка…

Если вам захочется исключительного даже на Валааме покоя, солнца и особого монастырского чая с домашним, чуть горьковатым хлебом — поезжайте на Порфирьевский скит. Далеко это, правда. Плывете вы долго по бесчисленным проливам — совсем бирюзовым — с надписями высеченными в скале: «Сооружена сия канава в 1859 г.» или «Сей мост сооружен игуменом Дамаскиным с братиею» в 1842 году». Долго стираете вы длинными веслами острые крючки уключин. Устанете, может быть. Но зато ни один турист, «музейщик», до Порфирьевского скита не добирается. С детской улыбкой, радушно как сына родного, встретит вас настоятель скита, бывший игумен, о. Федор, спросите его: — «А много вас здесь, отец?» — И ответит монах с детской ласковостью: — «Было раньше до десяти отшельников, а теперь немного. Всего трое и осталось. Я, игумен Федор и две кошечки…» — Степенно войдут эти две кошечки — одна — белая, другая — черная — и будут с тихим урчанием есть крупную землянику…

Широко расходится молва о «хозяине» Ковенского скита — отце Ефреме. «Хозяином» в монастырях называется настоятель отдельного скита. Славится о. Ефрем подвижнической жизнью и той глубокой, просветленной верой, которую вкладывает он, ловец человеков, в души исповедующихся у него. Много лет был он духовником Великого Князя Николая Николаевича, провел войну на фронте, шел с крестом впереди войск, снова вернулся в свою келью в отдаленном скиту. Уже с деревянной покосившейся пристани виден белый, византийского стиля храм-часовня, сооруженный Великим Князем в память воинов, павших во время великой войны. Ежедневно совершаются здесь службы о всех, за Веру, Царя и Отечество, живот свой положивших…

Отец Ефрем уже 43 года на Валааме. На нем одежда схиеромонаха: схимническая скуфья с белым крестом, такие же кресты и тексты из Св. Писания на рясе. Из-под насупленных бровей спокойно смотрят приветливые глаза. Длинная борода с проседью. Неподвижное, желтоватое лицо. В нескольких шагах от храма — могила, вырытая отцом Ефремом для себя самого. В бедной келье его вместо кровати — черный гроб с выжженным на крышке скелетом. — «А вам не жутко спать здесь?» — вырвалось у меня.

Улыбнулся отец Ефрем: — «Почему же жутко? Смерть — радость! Умерев, я увижу Христа».