Стихотворения, не включавшиеся в авторские сборники

Здесь пути перекрестились

Ото всех шести морей,

Здесь великие учились —

Верить родине своей!

Расширяясь, возрастая,

Вся в дворцах и вся в садах,

Ты стоишь, Москва святая,

На своих семи холмах.

Ты стоишь, сияя златом

Необъятных куполов,

Над Востоком и Закатом

Зыбля зов колоколов!

<1911>

«Прости мой стих, безумьем гневный…»

Прости мой стих, безумьем гневный,

Прости мой смех, на стон похожий!

Измучен пыткой ежедневной,

Я слез твоих не разгадал!

Мы снова брошены на ложе,

И ты рукой, почти бессильной,

Но все торжественней, все строже

Мне подаешь святой фиал.

Кругом чернеет мрак могильный,

Жизнь далеко, ее не слышно,

Не это ль склеп, глухой и пыльный,—

Но ты со мной — и счастлив я.

<1911>

«— Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!..»

— Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!

— Что же будет, что же будет с прежней тьмой?

— Тьма исчезнет, тьма растает в блеске дня!

— Ах, уже лучи, как пламя, жгут меня!

— Будь же счастлив, будь же светел в светлый час!

— Таю в блеске, исчезаю, я — погас.

— Что же ты не славишь в песне вечный свет?

— У того, кто гаснет в свете, песен нет.

— Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!

— Вижу свет, но я окутан прежней тьмой.

21 января 1912

«Чуть видные слова седого манускрипта…»

Чуть видные слова седого манускрипта,

Божественный покой таинственных могил,

И веянье вокруг незримых дивных крыл,—

Вот, что мечталось мне при имени Египта.

Но всё кругом не то! Под тенью эвкалипта

Толпятся нищие. Дым парохода скрыл

От взглядов даль песков, и мутен желтый Нил.

Гнусавый вой молитв доносится из крипта.

Я вечером вернусь в сверкающий отель

И, с томиком Ренье прилегши на постель,

Перенесусь мечтой на буйный берег Сены.

О, гордый фараон, безжалостный Рамсес!

Твой страшный мир погиб, развеялся, исчез,—

И Хронос празднует бесчисленные смены.

9 марта 1912

ПРИ ЭЛЕКТРИЧЕСТВЕ

Я мальчиком мечтал, читая Жюля Верна,

Что тени вымысла плоть обретут для нас,

Что поплывет судно, громадной «Грет-Истерна»,

Что полюс покорит упрямый Гаттерас,

Что новых ламп лучи осветят тьму ночную,

Что по полям пойдет, влекомый паром, Слон,

Что «Наутилус» нырнет свободно в глубь морскую,

Что капитан Робюр прорежет небосклон.

Свершились все мечты, что были так далеки.

Победный ум прошел за годы сотни миль;

При электричестве пишу я эти строки,

И у ворот, гудя, стоит автомобиль;

На полюсах взвились звездистые знамена;

Семья «Титаников» колеблет океан;

Подводные суда его взрезают лоно,

И в синеву, треща, взлетел аэроплан.

Но есть еще мечта, чудесней и заветней;

Я снова предан ей, как в юные года:

Там, далеко от нас, в лазури ночи летней,

Сверкает и зовет багряная звезда.

Томят кою мечту заветные каналы,

О существах иных твердят безвольно сны…

Марс, давний, старый друг! наш брат! двойник наш алый!

Ужели мы с тобой вовек разлучены!

Не верю! Не хочу здесь, на зеленом лоне,

Как узник, взор смежить! Я жду, что сквозь эфир,

В свободной пустоте, помчит прибор Маркони

Приветствия земли в родной и чуждый мир;

Я жду, что, наконец, увижу шар блестящий,

Как точка малая, затерянный в огнях,

Путем намеченным к иной земле летящий,

Чтоб братство воссоздать в разрозненных мирах.

28 мая 1912

«Зыблются полосы света…»

Зыблются полосы света

В черной, холодной воде.

Страстным вопросам ответа

Нет в этом мире нигде!

Небо закрыто туманом,

Звезды незримы во мгле.

Тайным и горьким обманом

Облито все на земле.

Вы, фонари! — повторенья

Светлых, небесных очей,

Как ваше зыбко дробленье

В сумраке черных ночей.

Ты, неживого канала

Черная, злая вода,—

Как ты дробишься устало,

Сжата в гранит навсегда!

Зыблются отблески света,—

Блеск фонарей на воде…

Страстным вопросам ответа

Нет в этом мире нигде!

1 ноября 1912

Петербург

«Три женщины — белая, черная, алая…»

Три женщины — белая, черная, алая —

Стоят в моей жизни. Зачем и когда

Вы вторглись в мечту мою? Разве немало я

Любовь восславлял в молодые года?

Сгибается алая хищной пантерою

И смотрит обманчивой чарой зрачков,

Но в силу заклятий, знакомых мне, верую:

За мной побежит на свирельный мой зов.

Проходит в надменном величии черная

И требует знаком — идти за собой.

А, строгая тень! уклоняйся, упорная,

Но мне суждено для тебя быть судьбой.

Но клонится с тихой покорностью белая,

Глаза ее — грусть, безнадежность — уста.

И странно застыла душа онемелая,

С душой онемелой безвольно слита.

Три женщины — белая, черная, алая —

Стоят в моей жизни. И кто-то поет,

Что нет, не довольно я плакал, что мало я

Любовь воспевал! Дни и миги — вперед!

1912

«Сердце утомленное хочет одного…»

Сердце утомленное хочет одного,

Глупенькая девочка, — счастья твоего.

Ты встречаешь радостно нежную весну.

Ожиданья тайные я ли обману?

В чью-то душу робкую я сошел, как бог,

И взращаю цветики вдоль ее дорог;

И, как солнце майское в небе голубом,

Я горю надеждами, я дышу теплом;

Властным мановением жизнь пробуждена…

Пусть же радость празднует новая весна!

Пусть поля оденутся в зелень и цветы,—

Я хочу, чтоб юностью опьянилась ты!

Что бы в сердце ни было, знаю я одно: