Медовый месяц пролетел, пришлось с женой проститься,Вновь Джонса служба позвала, афганская граница,Там гелиограф на скале, а он связист бывалыйИ научить жену успел читать свои сигналы.Она красой, а он умом равны друг другу были,В разлуке их Амур и Феб сквозь дали единили.Чуть рассветет, с Хуррумских гор летят советы мужа,И на закате нежный Джонс твердит мораль все ту же.Остерегаться он просил повес в мундирах красныхИ сладкоречных стариков, не менее опасных,Но всех страшней седой сатир, кого чураться надо, —Их генерал, известный Бэнгз (о нем и вся баллада!).Однажды Бэнгз и с ним весь штаб дорогой едут горной,Тут гелиограф вдалеке вдруг стал мигать упорно.Тревожны мысли: бунт в горах и гибнут гарнизоны…Сдержав коней, они стоят, читают напряженно.Летят к ним точки и тире. «Да что за чертовщина!«Моя любовь!» Ведь вроде нет у нас такого чина!»Бранится Бэнгз: «Будь проклят я! «Малышечка»! «Богиня»!Да кто же, тысяча чертей, засел на той вершине?»Молчит придурок-адъютант, молчит штабная свита,В свои блокноты странный текст все пишут деловито,От смеха давятся они, читая с постной миной:«Не вздумай с Бэнгзом танцевать — распутней нет мужчины!»Так принял штаб с Хуррумских гор от Джонса передачу(Любовь, возможно, и слепа, но люди-то ведь зрячи),В ней Джонс супруге молодой из многомильной далиО жизни Бэнгза сообщал пикантные детали.Молчит придурок-адъютант, молчит штабная свита,Но багровеет все сильней затылок Бэнгза бритый.Вдруг буркнул он: «Не наша связь! И разговор приватный.За мною, по три, рысью ма-арш!» — и повернул обратно.Честь генералу воздадим: ни косвенно, ни прямоОн Джонсу мстить не стал никак за ту гелиограмму,Но от Мультана до Михни, по всей границе длинной,Прославился почтенный Бэнгз: «Распутней нет мужчины!»