Мы бродим меж развалин,Они глядят на нас.Мы славим меж развалинСвиданья горький час.Но все пришло в движенье,Подъем, еще подъем!Людей, камней круженье,Совсем как в сне моем.Ты плачешь? Слезы сами…О воскрешенья срок!Встает за камнем камень,Прекрасен и высок.Немецкая лопатаЗа дело принялась,И грохота раскатыНадеждой полнят нас.Удача ждет любое,За что взялся народ,Преодолев былое,Мы тронемся вперед.Поет о новой честиНарод, обретший власть,О радости всем вместеЗа камнем камень класть.О жажда совершенья,Народной воли срок!В той воле воскрешеньяГермании залог.И колоннада краше,Нарядней, чем была,На праздник жизни нашейГлядит, как день, светла.Ты помнишь здесь лавчонку,Пекарню, сеть оград?Здесь нынче вырос звонкий,Для всех разбитый сад.Весь сор без снисхожденьяРасчищен в краткий срок,И праздник возрожденьяОкрасил наш восток.А здесь, ты видишь, рядомВстал новый светлый дом?Зовут нас окна взглядом:«Сначала жизнь начнем!»И розы возле домаВ хмельном дыму цветут…Ты шепчешь, как сквозь дрему:«Играют дети тут……И наш ребенок тоже…Он будет, милый мой?»И шепчешь ты: «О боже,Идем, идем домой!»
V
Мы бродим меж развалин…О, был бы дом у нас!..Мы славим меж развалинВозврата к жизни час.ПРОЩАНИЕ
РОМАН
Звучит, музыка прощания. Торжество прощания начинается. Мы все званы на него.
Нам предстоит проститься с людьми и временами. Со многим прощаемся мы, что было нам близко и дорого, и расставание причиняет нам боль.
А порой мы прощаемся радостно, прощаемся, не сказав «до свиданья
», не сказав трости».И с собой прощаемся мы в долгие, горестные часы прощания, расставаясь с прошлым, надо расстаться с ним в самом себе.
Но многое из того
, с чем казалось, мы простились навеки, продолжает жить в нас.Поэтому не торопись со словами: «Прощай навсегда!»
* * *
Прощание. И — да здравствует новая жизнь!
Так собирайся же в путь!
«Не забывай хорошего
», — говорит в тебе голос, и он же предостерегает: «Будь начеку: проверь, что ты берешь с собой!»Час великого прощания настал
.I
Уже с одиннадцати я начал ко всем приставать: «Мы, наверное, опоздаем». Но отец зажигал свечи на елке и все не отпирал балконную дверь, а мама на меня рассердилась:
— Ты просто на нервы действуешь. Видно, непременно решил взять свое в старом году.
И волей-неволей я, ерзая на стуле и не сводя глаз со стрелки больших стенных часов, словно застывшей на месте, покорно сидел рядом с бабушкой, которая рассказывала о Дурлахе, об аптеке «Золотой лев», о Турнберге и, предаваясь воспоминаниям о добром старом времени, часто поглядывала на портрет дедушки, висевший над комодом. Овальная борода дедушки и наглухо застегнутый стоячий воротник были, казалось, воплощением этого доброго старого времени, которое вот-вот канет в вечность. Отсвет елочных огней делал лицо деда теплым и блестящим. Портрет, быть может, висит здесь сегодня последний день. Ведь, наверное, как только забрезжит новый век, старые портреты уберут со стен. Поэтому взгляд у дедушки такой невеселый, и мне странно, что никто не велит мне встать, протянуть ему руку и сказать: «Прощай!»
Наконец мне разрешили позвать Христину.
До двенадцати оставалось несколько минут.