Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести

Еще в Неаполе мы забавлялись тем, что заключали пари: кого будет больше в следующем омнибусе – священников или «мирян». В Риме угадать не составляло бы хитрости, если б только там были омнибусы. С тех пор как объединенная Италия разрушила все монастыри, здесь так и кишат сутаны. Сутаны всех цветов и всех фасонов: поношенные – таких мало, и элегантные – таких пропасть. Иногда вся улица усеяна сплошь одними священниками. Занятная, пестрая картина! По тротуарам расхаживают господа в темно-лиловой или светло-лиловой одежде; солнце на все свои фиалки не тратит столько лиловой краски, сколько Рим на воротники и ленты! Все толстые, тучные,- в Риме, говорят, каждый должен стать «солидным». Поминутно останавливаются – перевести дух и вытереть шелковым платком обильный пот со лба, не обремененного мыслями,- платок они всегда держат в руке, как святая Вероника свой зис1агшт[39]. За ними и вокруг них пенитенциарии в красных шелковых одеждах, монахи в белых, бело-черных, светло-коричневых, серых и черных рясах, с белыми, черными, красными и красно-голубыми крестами, с капюшоном, с черной или ярко-зеленой широкополой шляпой либо с шапочкой на голове, а то и вовсе без головного убора, с разнообразнейшими тонзурами. Черные и серые монашенки пробираются парами, щебеча; семенят мелкими шажками, словно танцуют, капуцинки. Вдруг поток что-то задержало: приближается карета одного из семидесяти римских «наследных принцев» (каждый кардинал может быть избран папой, правителем государства). Карета, большая, вся красного цвета, с восседающим высоко над ней, как на наших омнибусах, кучером, останавливается возле церкви. Два лакея спрыгивают с запяток, открывают дверь, снимают с крыши в сложенном виде обязательную принадлежность каяедой кардинальской кареты – пышный красный дождевой зонт. Сперва выскакивают двое служек, за ними вылезает кардинал, весь красный от головы до пят, как англичане во время зимней охоты на лисиц в римской Кампанье, и с красным лицом, так как «вина и крепких напитков не пей ты, и сыны твои не будут пить» было действительно только в древнем законе ле-витском. Один из священников, с большой красной подушкой в руках, беяшт скорей вперед, к церкви, чтобы его преосвященство ненароком не преклонило колен на некрасное; другой пристраивает большую, тоже красную, шляпу на спине кардинала и с пресмешной набожностью снова откатывается на предписанное расстояние с левой стороны. Кардинал, благословляя окружающих, входит в церковь, карета отъехала, поток течет дальше. Толпа мальчиков в длинных черных кафтанах и с лигурийскими шляпами на головах,- это воспитанники разных учреждений,- семенит словно стая индюшек, перед своим духовным руководителем. Лениво бредут за ними в два ряда сынки богачей, все как один в цилиндрах, черных фраках, черных брюках и белых перчатках – как в мундире. А вот старшие ученики иезуитской «пропаганды» выбегают, громко споря, из какого-то сада, одетые все, как духовные, но по-разному: немцы – красные, как рак, греки – синие, как море, ирландцы – в черных одеждах с алой оторочкой. За ними катится, тяжело дыша, толстый капуцин и тащит на поводу нагруженного мешками осла. На обнаженной голове капуцина блестит огромная тонзура, волосы сбриты не только на темени, но и от шеи вверх на затылке, так что остались только посредине, между шеей и теменем, и лежат вокруг головы толстой черной колбасой. Говорят, именно такие прически особенно угодны господу богу!… Потом опять монах, пенитенциарий, каноник, аббат, «пропаганда»…

III

Первоначально как раз образованность подняла духовенство на высоту. В трудные времена церковники снабжали королей духовным оружием в их борьбе против простого народа, а теперь из-за этого же оружия падают все ниже, так как оно выбито у них из рук. Верней, они, разжирев и обленившись, сами выпустили его. Уж так повелось:

Haette man Set, Paulen ein bisthum geben:

Poltrer waer worden ein fauler bauch,

Wie caeteri confratres auch[40].

Церковь застряла в средневековье, как папские «швейцарцы», облаченные в вильгельм-теллев мундир с прорехами. И, само собой понятно, римское население тоже ни на лучик не просвещеннее. Еще сто лет тому назад один путешественник писал о римлянах: «Это люди, вышедшие непосредственно из природы, которые, среди религиозных ценностей и блестящих произведений искусства, ни на волос не изменились против того, чем они были в пещерах и лесах». С тех пор перемен тоже не произошло.