Стихотворения. Сенсации и замечания госпожи Курдюковой

Мне сказали доктора:
«Мадам Курдюков!

ПораВам бы на воды в Германью...
Там найдете вы компанью
Лордов, графов и князей —
Препорядочных людей.
Вам понравится Европа.
Право, мешкать иль не фо па,[341]А то будете малад.[342]Отправляйтесь-ка в Кронштадт».

Вот в дорогу я пустилась:

В город Питер дотащилась
И промыслила билет
Для себя, э пур Анет,[343]И пур Харитон ле медник.Сюр ле пироскаф[344] «Наследник»Погрузила экипаж,
Приготовилась в вояж.

Но на Бердовой машине

Вздумалось моей кузине
Бедную меня, малад,
Проводить жюск'а[345] Кронштадт.Берег весь кипит народом
Перед нашим пароходом:
Де мамзель, де кавалье,[346]Де попы, дез офисье,[347]Де коляски, де кареты,Де старушки, де кадеты,Одним словом, всякий сброд.

Задымился пароход,

В колокольчик застучали,
Все платками замахали,
Завозились ле мушуар,[348]Все кричат: «Адье, бонсуар,
Ревене, не м'ублие па!»[349]Отвязалася зацепа,
Мы пустились по водам,

Как старинная мадам

При начале менуэта.
Не догонит нас карета:
Мы летим, как соколы!
Рассекаются валы,
Дом за домом пропадает,
Меньше, меньше убывает,
И ле Петербург исчез
В мрачной синеве небес.

Пригорюнясь об отчизне,

Я подумала о жизни.
Право, то ж бывает с ней:
Много в юности затей,
Передряг, любви, — невзгоды
Протекут, промчатся годы,
И вся эта кутерьма
Исчезает, как дома.

Кстати, берег Петергофа

Нам синеется. Здорово,
Старый друг минувших лет!
Я была эн пе кокет,[350]Помню, N. N. волочился,
И чуть-чуть... Но он женился,
Завладела им жена...
Я осталася верна
Господину Курдюкову.

Но адье

[351] и Петергофу;Вот является Кронштадт.
Сердцу русскому он клад:
Он Петра напоминает;
Дух Петра в нем обитает,
И теперь его гранит
«Не ме туш па»[352] говорит.

Вот и пироскаф «

Наследник»!О великий проповедник
Всех морских тревог и мук,
Ты, мусье, капитан Кук,
Дай твое мне красноречье,
Дай перо нечеловечье,
Описать на твой манер
Наше странствие пар мер.[353]

Я взошла. Зовут обедать!

Хорошо б дине[354] отведать,Но куда — уж места нет!
Пропадает мой обед.
Я на палубу взбежала,
Капитана отыскала,
Говорю: мон капитен,[355]Он в ответ мне: «Нихт ферштейн!»[356]Немец на беду копченый,
По-французски не ученый.
Я не знаю л'алеман;[357]Ну, признаться, — се шарман![358]Уж мне это компанейство:
Настоящее злодейство —
Привилегию давать,
Чтоб меня не понимать,
Чтоб осталась я голодной!
Я с улыбкой благородной
Отошла, но мой обед
Отомстила сюр Анет.[359]С ней за всё, про всё ругалась.
Тут с кузиной я рассталась:
Бердова машина прочь.

Солнце скрылось, вот уж ночь,

Что ж не едем? Там с паспортом
Что-то возится над портом
Аккуратный капитан:
Хочет знать, пуркуа, коман[360]Отправляемся в дорогу.
Было время, слава богу,
Рассмотреть, но ах, гате,[361]Всё у нас формалите![362]Есть всегда крючок запасный.

Но вот полночь. Месяц ясный

Расходился в небесах,
И на дремлющих волнах
Он излил свое сиянье.
В сердце томное мечтанье
О былом, о старине;
Мне явились, как во сне,
Те боскеты, те приюты,
Роковые те минуты,
Где впервые Курдюков
Объявил мне про любовь.
Я жеманилась сначала,
Но потом сама сказала,
Поразнежась: «Пуркуа па?[363]Адресуйтесь а папа!»[364]

Но вот подъезжает шлюпка.

В ней, раздутый, точно губка,
Офицер сидит рябой.
«Отправляйся, бог с тобой! —
Он кричит, подав бумаги. —
Пассажиры — не бродяги;
Капитейн, адье, фарцу!»[365]Дело, стало быть, к концу.
Точно, пароход дымится;
Мы идем, волна клубится
Под колесами у нас,
И Кронштадт пропал из глаз.

Посмотреть бы, компаньоны

Каковы, что за фасоны?[366]Одним словом, кто они?
А то, боже сохрани,
Не диковинка, пететер,[367]Так сказать, се компрометер.[368]Ну, приступим: вуаси[369]Знатный барин де Рюсси.[370]Он в плаще, в очках, в фуражке;
Не узнаешь по замашке,
Кто такой. Но вот малер,[371]С ним заговорил актер,
Просто из французской труппы.
А вон там, какие группы!
Офицеры, шкипера,
Шамбеляны,[372] повара —Разночинство, развращенье,
Вавилонское смешенье!
Вот опять актер франсе[373]Разговор рекомансе[374]С графом, будто б с своим братом.
Я бы с этим сопостатом
Поступила, но гляжу —
Всюду то же нахожу:
В креслах Гамбсова изделья,
Что дарят для новоселья,
Дама знатная сидит.
С нею каждый говорит,
Всяк подходит, кто желает,
И с сигаркой подседает.
Вон с козлиной бородой,
Знать, французик молодой,
Во всю мочь горланит песни;
Не умолкнет он, хоть тресни.
А тут N. N., балагур,
Что а муа фезе ла кур,[375]Говорит стихи плохие,
Иногда хоть и смешные,
Me пуртан са не ва па...[376]

Здесь фамилия попа.

Для меня весьма забавный
Поп наш русский, православный:
Бритый, чесаный, одет,
Как отставленный корнет
За дурное поведенье, —
Ну, какое здесь почтенье?
Поп, по мне, без бороды
Не годится никуды.
Ходит под руку с женою
Иль с сестричкой молодою,
Когда ж говорит адью,[377]Так целует попадью,
Что не знаешь, что и будет:
Ну а вдруг он честь забудет
И приличия? Тогда
Все мы денемся куда?
Дамам будет очень стыдно,
Даже несколько обидно:
Есть ведь дамы без мужей.
Батька, лесс бьен оближе![378]

Тут толкуют о натуре,

Больше ж о литературе,
Аматеры де вояж,[379]И какую ералашь!
То Вольтера, Ламартина,
То другого господина
Превозносят до небес;
То Байрону перевес
Присуждают официально,
То Гюго бранят формально;
А там, далее от них,
Целый фронт старух больных
Чулки вяжут что есть мочи
С утра раннего до ночи.
Так успели надоесть,
Что не знаешь, где и сесть.
Тут гуляет горделиво
Цампа, что ли, Альмавива,
В синей епанче одет!
Эн курье де кабинет,[380]Англичанин с рожей красной.
Верно, человек опасный!
Он ни с кем не говорит;
То сигарку закурит,
То присядет, то напьется,
То сам про себя смеется,
То глядит на фирмаман,[381]И всегда ан мувеман.[382]

Так мы плыли двое суток;

Очень скучно, кроме шуток;
Как вдруг появился мне
Остров Борнгольм в стороне.
Остров Борнгольм! Кто не знает?
Русский всякий тут вздыхает,
Потому что Карамзин
Сочинил роман один
Пречувствительный, презнатный,
И притом весьма приятный.
Мне же — что таить грехи? —
Очень нравятся стихи:
«Законы осуждают
Предмет моей любви», —
Они напоминают
Волнение в крови,
Когда, будучи при месте,
Кажется, рублей за двести,
Мой супруг попал под суд,
Как я их певала тут!
Как я в горести мечтала,
Что в Борнгольме я вздыхала.
В мыслях слились Курдюков,
И законы, и любовь.
Он неправ, конечно, — что же,
Он мой муж, великий боже!
Я, законная жена,
Сожалеть о нем должна.

Но еще одна секунда —

И уж берег Травемюнда.
Наяву ли то, во сне?
Я в немецкой стороне!
Для меня все вещи новы:
И немецкие коровы,
И немецкая трава!
Закружилась голова;
Вне себя от восхищенья;
Всё предмет мне удивленья!

Но морской мой кончен путь,

И пора мне отдохнуть.