С названием «Прости»,
С береговыми скосами,
Где индевеют косами
Берёзы по пути…
Берёзы!
Вы прорезали
Безгрешием своим
Строку в родной поэзии,
Не превращённой в дым
Настырным извращением
Случайного певца,
Своим прикосновением
Вгоняющего в тление
Надежды и сердца…
Легко, легко увязывать
Берёзы и печаль
Словами-полуспазмами,
Стучащими в причал,
Уже полуразобранный
Гнетущим ноябрём
И с тающим прообразом
Расклёпанного обруча,
Когда не быть вдвоём…
«»»»»»»»»»»»»»»»
Я забуду твои угловатые белые плечи
И морозный рассвет, выдирающийся из окна.
Пресловутая фраза про бал и погасшие свечи
Из ушедших столетий скатились в мои времена.
До свиданья, Любовь! А вернее, прощайте, подруга!
Наше царство распалось на две незнакомых страны, Десять лет кувырком и прямая изогнута в угол, Но метафоры эти, скажу вам, совсем не смешны.
Я слегка порычу, словно волк с перебитою лапой, Может, водкой зальюсь в поездном, так сказать, кабаке
Или ночь пересплю с проводницей, стервозною бабой, Чтобы груди потискать в беспамятной тёплой руке.
Извините, Любовь, многословным мне быть не пристало!
Подхватил чемодан и по лестнице вниз загремел.
Сто шагов до такси, десять лет от тебя до вокзала
И выводит рассвет на стекле ледяном резюме.
Эти пальмы твои, потепление смоет их в жёлоб
Водосточной трубы, поделённой на низ и на верх, Для чего тебе этот сверкающий перистый холод
И лосьонный дурман от снаружи закрывшего дверь?
«»»»»»»»»»»»
Ни на холсте, ни на бумаге плотной
Не нарисуешь предрассветный час,
Когда сентябрь с небрежностью холодной
Раскатывает в озере палас
Сырого цвета с оторочкой чёрной,
С вкраплениями дребезжащих звёзд
И с одинокой уткою, проворно
Спешащей на речной, далёкий плёс.
Сюрреалист этюдник не раскроет
И модернисту тишь не по плечу,
А я в ней положительным героем
Сижу с тобою рядом и молчу.
Молчу о том, как дуб в косоворотке
Идёт к причалу сотню долгих лет,
А ива ждёт, придерживая лодку,
Чтоб плыть вдвоём за призрачный рассвет.
Ты их словами не спугни, не надо,
У них ещё свиданье впереди,
Пусть насладятся нежным переглядом,
Запахивая куртки на груди,
И шаг за шагом, веткою за веткой,
По сантиметру считанному в год,
Возможно, дуб приблизится к соседке,
Как я к тебе, когда пора придёт...
«»»»»»»»»»»»
Гром и молнии ты запомнила,
А мои поцелуи нет!
И зачем напрягал я в комнате
Свой незыблемый авторитет?
И подушку под бок подкладывал,
Чтоб удобнее всё слилось
И дышал беспокойно в пряди я
Светло-русых твоих волос.
Бились в окна чернильно-синие
Тучи мокрого октября,
Пробирался мороз низинами,
Ледяное с водой творя;
Били молнии ярко-жёлтые,
Прошибали дубам кору,
Переломанные, истёртые,
Равнодушные к злу-добру!
Ты плечом пожимаешь сухонько:
Были грозы, а как же, да!
Но любовное аханье-уханье
Растворила в себе вода!
Растворилась и жёлтой пеною
Нам плеснула по дням-годам,
Пресновато-обыкновенная,
Не способная к чудесам!
Королева моя французская
С пасторалью былой в уме,
Я пахал так, как пашут русские,
Эти годы волом в ярме!
Да, без паруса, без романтики,
Без чечёточного «люблю»
Не держа на ладонях фантиком
Лебединую стать твою!
Не метал огневыми стрелами,
А крутил свои жернова
И погоду не переделают
В сердце брошенные слова!
Я упрямей лесного лешего,
Ты живёшь в небывалых снах,
Жизнь царапается в безгрешную
Суть октябрьского окна...
«»»»»»»»»»
Когда затихнет город и луна
По ряду книг пройдётся Геростратом,
Лучами выжигая имена
И спрятанные за картоном даты,
Я разложу перед собой листы
На старый стол, протёртый под локтями,
И расскажу ему, что значишь ты
В случайной переписке между нами.
Он всё поймёт, ему не привыкать
К бесчисленным порезам и проколам,
Ему бумага пух воротника,
Закрывшего следы от произвола
Старинных ручек с кляксой на пере
И от российских шариковых ручек,
Капризных, как туманы на заре,
Сползающие в озеро по круче.
Он всё поймёт, он столько пережил,
Ему бока поджаривали лупой
Два сорванца со стрижкой под ежи
И с масками индейцев Гваделупы.
Его пытали огненным борщом,
Ему пилой пропиливали раны,
Чтоб залепить их мякишем потом
И сверху лить лечебную сметану.
Ах, старый стол из сталинских времён!
Я вытащил тебя из канцелярий,
Ты был, по сути дела, обречён
Гореть в неисторическом пожаре!
Седой завхоз, услышав мой призыв,
Моргнул, и я смотался к магазину,
И ты, ломая весом наши спины,
Пополз в окно под шорохи грозы.
Я не скрываю, кто-то из детей
Был на тебе зачат посерединке
И под тобой стояла без затей
Корзинка с нашим первым буратинкой.
Внимала коммунальная судьба
Покорным стонам или непокорным
И ныла пионерская труба
Перед тобой молоденьким леггорном.
Сегодня внуки строят корабли,
Ракеты строят на дубовой стати,
Столешницу на части разделив
И в караул поставив по солдату.
Плывёт ко мне дымок пороховой,
Бесчисленны бумажные патроны,
А ты, по канцелярски деловой,
Ноль пониманья к этим закидонам…
И я молчу и жду, когда луна
Утихомирит воинские части
И внуки забасят во время сна,
Доверив ей несыгранные страсти,
И разложу перед собой листы
Между ракетами и кораблями,
И расскажу ему, что значишь ты
В случайной переписке между нами.
«»»»»»»»»»
Мыши крадутся, слышишь,
С цепкими коготками?
Это гуляка-ветер
По обнажённой крыше
Щёлкает каблуками,
Или вершит вендетту,
Размахивая стилетом,