На мгновение Стив остановился: с тех пор как он приехал во Францию, боль в бедре каждый вечер давала о себе знать. Сдерживая ее, он решительно пошел в глубь заведения.
Музыка атаковала его уже на входе. Как ему и рассказывали, с пяти часов вечера весь Париж отдавался джазу. Десятки пар покачивались на навощенном паркете: женщины в платьях, прошитых золотыми и серебряными нитями, танцоры в смокингах: Негритянский оркестр бушевал вовсю. Стив устроился у стойки бара, заказал коктейль, потом вполголоса спросил у бармена, как ему увидеться с Сильвио Пелликуло. Тот, видимо, был предупрежден:
— Как вас представить?
— Валь Парадиз.
Бармен не спешил. Смешал коктейль в шейкере, поставил его перед Стивом и исчез в глубине помещения. Вернувшись, он сказал:
— Подождите еще минутку. У него столько дел… Я вас предупрежу, когда он освободится.
Тогда Стив решил оглядеться. Шторы на окнах были задернуты, неоновые лампы резко освещали огромные зеркала, стены, покрытые красным и черным лаком, украшенные мотивами из живописи кубистов. Между двумя мелодиями музыканты сделали передышку: вытирая пот со лба, выпили по рюмке густого зеленого ликера, — и завелись в еще более сумасшедшем темпе. Женщины в исступлении задирали короткие платья, окаймленные стразами, как будто в отчаянии перебирали длинные жемчужные цепочки, а мужчины, особенно более ловкие и молодые, не отставали от профессиональных танцоров, а может быть, начинающих альфонсов.
Погрузившись в свои мысли, Стив не сразу услышал, что бармен обратился к нему:
— Валь Парадиз! Это за вами!
Другой уже брал его за руку:
— Идите туда! Сзади, лестница направо. Подниметесь и пойдете по коридору. Там будет только одна дверь, не ошибетесь.
В коридоре Стив наткнулся на сильно накрашенную женщину средних лет, которая несла в руках толстый пакет. Несмотря на дергающую боль в бедре, он в одно мгновение достиг двери и постучал. Ему не сразу открыли, и он уже не знал, что делать. Наконец раздались шаркающие шаги, затем последовал металлический скрежет. Перед ним стоял мужчина. В обычной ситуации Стив бы задохнулся, столько необычных сильных запахов сразу нахлынуло на него. Но еще более ощутимый шок тут же развеял эффект от этих испарений. Потому что, похудевший и ссутулившийся, перед ним стоял Сергей Лобанов.
С этого момента Стив — думал только об одном, ничем себя не выдать. Тем же элегантным движением, сохранившимся еще с тех времен, когда он был танцором, русский пригласил его в комнату — небольшое помещение, раньше служившее артистической уборной. Большой трельяж, занимавший всю противоположную стену, освещался голубоватыми неоновыми лампами и был заставлен различными баночками и флаконами. Как и внизу, шторы были задернуты, лампа на плетеной ножке светилась напротив ширмы, едва закрывавшей груды коробок, заполненных разноцветными флаконами. Лобанов снова звякнул протезом и предложил Стиву стул.
— Извините, — сказал он. — Клиентка никак не могла выбрать себе кремы. Поскольку я не только любитель кино, но прежде всего парфюмер. Да, парфюмер! Я бы работал на многих великих, если бы не… — Он указал на ногу: — Если бы не это, конечно. Эта механическая нога — мое изобретение, обратите внимание, насколько она совершенна. — Он снова заставил протез поскрипеть, затем плюхнулся в кресло. — Война! То же, что и у всех.
Лобанов, как и прежде, был очень речист. Но в рокоте его голоса уже чувствовался возраст, так же как в осунувшемся лице, ослабевшем теле. Только волосы не изменились — остались такими же черными и густыми, их длинные пряди он время от времени закидывал назад.
— Я страдаю бессонницей, — продолжал Лобанов. — Ночами выдумываю и изготовляю духи, косметику, а днем пишу для «Мон Синэ». Потом прихожу сюда. Мои товары привлекают женщин, и они рассказывают мне все сплетни.
Стив молчал. Лобанов повернулся к трельяжу и передвинул несколько склянок.
— Сейчас все женщины свихнулись. Они любой ценой желают выглядеть красивыми. И чем больше старятся, тем сильнее меня обожают. Я им продаю… — Он сделал паузу и потом так же театрально воскликнул: — …Искусственную красоту! Мечта на дне флакона!
Стив удержался от ответа.
— Видимо, вы не любите парфюмерию, — сказал, улыбаясь, Лобанов и поднес пальмовую лампу к лицу своего посетителя.
Стив чуть отодвинулся.
— У вас болят глаза?
— Нет. Просто небольшая мигрень.
— Все говорят одно и то же, кто не любит духи! Но я их заставляю изменить свое мнение. Я и вас смогу переубедить. Посмотрите сюда. Мое последнее творение. Вариация амбры.
Лобанов взял флакон и, закрыв глаза, долго вдыхал запах.
— Не существует ничего лучше амбры… С запахами, как с жемчужинами, месье: каждый из них напоминает о своем востоке. И у каждого запаха свой полет, своя плотность, своя лебединая песня, наконец, своя смерть. Я работаю с неосязаемым!
— Но это не совсем то, что мне надо, — прервал его Стив.
Русский не настаивал: