В работе писателей над языком произведения местоимениям уделяется немало внимания. Требование точности речи, борьба с многословием обязывают автора (и редактора) вычеркивать в тексте те местоимения, которые не выполняют информативной и экспрессивной функции. М. Горький, шлифуя слог одного из молодых литераторов, подчеркивал: «Как-то», «что-то», «почему-то» - эти слова надо употреблять лишь в крайних случаях. Авторы должны знать, как, что и почему...».
Анализируя авторскую правку известных русских писателей, можно привести убедительные примеры исключения из текста подобных местоимений и замену их точными определениями. Так, у Н.А. Некрасова: Достались вы ему с богатством, с именем, с умом, с такою красотой - последние слова в рукописи зачеркнуты, вместо них вписано: с доверчивой душой. В предложение Какой-то тусклый и сырой пред нею коридор внесено исправление: Пред нею длинный и сырой подземный коридор.
Однако можно указать и случаи отказа писателей от точного наименования предмета и предпочтение местоимения, если оно в контексте получает стилистическую нагрузку; например, известная фраза из «Медного всадника» сначала звучала у А.С. Пушкина так: На берегу варяжских волн стоял глубокой думы полн Великий Петр. Однако поэт зачеркнул имя собственное. Вместо него было вписано: царь, затем муж и, наконец, поэт остановился на местоимении, которое в контексте без конкретизирующих существительных звучит более значительно, торжественно: Стоял он, дум великих полн.
Работая над «Станционным смотрителем», Пушкин несколько раз возвращался к сцене, которая в окончательной редакции обрела такой вид:
Потом, сунув ему что-то за рукав, он отворил дверь, и смотритель, сам не помня как, очутился на улице. Долго стоял он неподвижно, наконец увидел за обшлагом своего рукава сверток бумаг; он вынул их и развернул несколько пяти- и десятирублевых смятых ассигнаций.
Здесь соотношение неопределенное-определенное передается благодаря искусному введению местоимения: дан ряд что-то - сверток бумаги - несколько ассигнаций. Однако такая выразительность речи была достигнута не сразу: в первой редакции было: Потом, взяв несколько ассигнаций, сунул он мне за обшлаг, во второй - Потом, взяв со стола несколько ассигнаций, сунул он мне их за рукав. И только в окончательной редакции изложение объективируется благодаря использованию местоимения. Насколько важно это было для Пушкина, свидетельствует его правка.
5.4.4.
Стилистическая характеристика вариантных форм местоимений
В системе склонения и словообразования местоимений имеются варианты, употребление которых в речи требует стилистического обоснования Так, стилистически неравноценны варианты винительного падежа единственного числа местоимения женского рода сама. Формы самое - саму сосуществуют в русском литературном языке. Еще сравнительно недавно второй вариант составители словарей относили к разговорному стилю, теперь же дают и его без ограничительных помет. И хотя форма самое в словарях приводится первой, в речевой практике предпочтение отдается не ей. Об архаизации этой формы свидетельствует все более редкое употребление ее даже в книжных стилях: Этими же словами можно определить и саму атмосферу, в которой оказались хоккеисты (из газ.).
Местоимение выделяется из всех частей речи богатством стилистических вариантов в словообразовании. Наиболее характерно стилистическое противопоставление литературных и разговорных или просторечных вариантов: всякий - всяческий (разг.), какой - каковский (прост.), ничей - ничейный (разг.), какой - экий, экой (разг.), такой - такой-сякой (разг.), этакий (разг.), эдакий (прост.), их (в значении притяжательного местоимения) - ихний (прост.), и т.д.
Разговорные и отчасти просторечные варианты, имеющие наибольшую экспрессию, неизменно привлекают внимание художников слова: Ненавижу всяческую мертвечину, обожаю всяческую жизнь! (Маяк.); Там был приют суждений ярых о недалекой старине, о прежних выдумщиках-барах, об ихней пище и вине (Твард.).
Некоторые варианты местоимений представляются грубым искажением литературной нормы: ентот, кажинный, евонный, ихний, составители словарей их не приводят даже с ограничительными пометами. Однако писатели не могут отказаться от употребления таких просторечных форм, настолько колоритны эти варианты местоимений как средство речевой характеристики: Ну, дядюшка, дядюшка, спасибо! Отец-покойник в ноги бы тебе поклонился, ежели бы с войны вернулся. Ведь он-то думал, сын евонный, сирота горемычная, под крылом у дяди, а меня ворона своим крылом больше грела, чем дядя... (Абр.)
Резко сниженные варианты местоимений выступают в художественной речи как своеобразные «стилистические сигналы» просторечия, и нередко достаточно одних этих «вкраплений», чтобы воссоздать народный говор: - А мы с Егором поедем, - сказала Настасья... - Может ничё... Егор, ключ куды? - В Ангару, - сплюнул Егор. - Давай сюды - прикрывая рот платком, чтоб не разрыдаться, Дарья взяла у нее ключ. - Мне тут рядом. Кажин день буду смотреть. Ты об этим не думай (Расп.).