Стинг был вне себя от самого предположения, что он может поддерживать бой быков, но упрямо отказался изменить место выступления. «Просто потому, что кто-то выступает с концертом на ринге для быков, это не означает, что он втянут в этот кровавый спорт», — настаивал его представитель. Это непреклонность была весьма любопытной. И она свидетельствовала о том, что деловая сторона гастролей и зарабатывание денег — все еще приоритетны для Стинга.
У Стинга было одно пристрастие, о котором знали лишь несколько человек, оно бы несомненно удивило высоконравственную часть его аудитории. Он имел особенную склонность к стриптиз-клубам и барам, где девушки появлялись без верхней части костюма. Имело ли это отношение к легендарной сексуальной гонке Стинга — неизвестно.
Этот интерес начал привлекать внимание общественности в конце восьмидесятых годов. С момента создания потрясающей «Роксаны» Стинг сохранил стойкий интерес к «нездоровой стороне жизни». Конечно, речи не было о том, что он искал сексуальных услуг проституток, но он, безусловно, был заинтересован изучением «женщин ночи» приблизительно так, как художник изучает ландшафт.
Однажды Стинг пустился в пляс вместе с танцовщицей, исполнявшей танец живота в ночном клубе в Афинах, со своим большим другом Брюсом Спрингстином. В тот день Стинг устроил четырехчасовую вечеринку в таверне в честь своего тридцатисемилетия. Среди гостей был и Питер Габриэль. Майлз Копленд, который обычно не посещал такие мероприятия, смотрел на все это с выражением удивления: Стинг разделся до шорт, прежде чем присоединился к порочному танцу танцовщицы.
Труди там не было, и нью-йоркский фотограф Арнольд Грэхэм прокомментировал: «Это была самая дикая вечеринка из всех, на которых я присутствовал. Стинг плясал как подросток. Все изрядно накачались».
Как позже объяснял один из друзей: «Труди к этому относилась с одобрением. Она знала, что у Стинга был здоровый интерес к таким местам. И она без колебаний доверяла ему».
Фактически же Стинг и Труди часто посещали клубы транссексуалов и стриптиз-бары в наиболее скандально известных районах «красных фонарей» мира — в Париже, Лондоне и Рио. «Стинг никогда не скрывал своей заинтересованности в этой стороне жизни и уговаривал вместе ходить с ним в такие места», — говорит другой его друг. Стинг искренне верит, что проститутки и стриптизерши — «хорошие люди». Женщины очаровывают его, и он не видит причины, по которой бы ему стоило отказаться от этого интереса.
После драмы
Наконец-то я нашел свою нишу в обществе. И это — быть рок-звездой.
Стинг продолжал испытывать проблемы с голосом и начал использовать увлажнитель все более регулярно, даже когда исполнял «живой» концерт. Один из журналистов нью-йоркской «Таймс» был настолько поражен, что писал: «В старые времена, если какой-то туман проплывал над головой певца, то это был фимиам или марихуана. Но мистическое озарение и старомодные возбуждающие ум вещества в наше десятилетие уступили дорогу заботам о здоровье — увлажнителям».
Приблизительно в это же время, после еще некоторых стимулирующих сеансов с психиатром в Лондоне, Стинг признался одному своему другу, что он серьезно размышляет над тем, не пройти ли курс обучения и не стать ли аналитиком по Юнгу.
Когда журнал «Роллинг Стоун» поинтересовался его реакцией на то, что его часто упрекают в избыточном самомнении, он ответил: «А что такое самомнение?»
Тогда его спросили: «После всех этих лет разве вы не устали от имени Стинг?»
Стинг ответил со всей серьезностью: «Оно не более глупо, чем Бетховен или Моцарт».
При всём этом Стинг продолжал делать щедрые (из собственного кармана) пожертвования на добрые дела. Он даже отдал свое сокровище — саксофон — в Фонд матери Терезы для бездомных. Он играл на нем во многих своих предыдущих альбомах, но скромно утверждал: «Это просто небольшой жест, который, я полагаю, мог помочь тому, чтобы мяч продолжал катиться к очень того заслуживающей цели».
Стинг стал мишенью для очередной одержимой девушки-поклонницы, которая бомбила его телефонными звонками. Джанки Элизабет Гриффин, двадцати двух лет от роду, даже поменяла свое имя на Роксану и взяла себе фамилию певца — Самнер. Все это было очень странно.
Наконец полиция выследила ее, после того как засекла номер ее телефона, а офицеры выехали к ней на квартиру в Экстере (Дэйвон) и забрали ее ежедневник, в котором был личный телефонный номер певца.
Роксана утверждала: «Все, о чем я могу думать, — это он. Я даже не могу спать из-за него. Он захватил всю мою жизнь. У меня есть четыре его телефонных номера, но его никогда там нет, когда я звоню, а я звоню ему все время. Он — грязная свинья, потому что не говорит со мной. Теперь я не хочу видеть его, я бы хотела убить его за то, что он сделал меня такой. У меня даже были неприятности в семье из-за него, и я обвиняю его во всем. Люди думают, что я сумасшедшая, но это не так. Это как кошмар, и я просто хочу выкинуть его из головы».