Документальный фильм довольно любопытен в том месте, где саксофонист Брэнфорд Марсалис насмехался над Стингом по поводу его имени. Все вокруг смеялись, но Стинг выглядел недовольным. Он потерял не только спокойствие, но и контроль над собой, когда Марсалис упорно настаивал на том, что лучше называть его «Горди».
«Его поведение было необычным, потому что обычно он присоединяется к шуткам, но сейчас, на протяжении всего этого времени, он был очень отстраненным и необщительным, а потом разозлился на многих», — сказал один из членов съемочной группы.
Некоторые эпизоды этого документального фильма были вязко слащавыми, например, момент, когда каждый, сидящий за огромным столом за ужином, вдруг начинает петь строку из песни.
Затем один член группы говорит: «Стинг — это движение назад, потому что он думает прежде всего о музыке, а не о деньгах…»
Даже вечно осторожный Майлз согласился дать интервью перед камерами и выступил с классическим ответом, когда многим казалось, что Стинг может уйти из-за рождения ребенка. «Мне приходится быть жестоким с группой. Это деньги Стинга. Эти парни блестящи, но их рыночная цена — ноль. Если Стинг уйдет, у нас будут проблемы».
Комментарий Майлза в особенности раздражал Брэнфорда Марсалиса, который чувствовал, что с ним и другими членами группы надо бы обращаться получше. Он считал себя чем-то большим, чем просто членом поддерживающей группы Стинга и, в особенности, был обижен тем, что Майлз принизил их всех до одного уровня. Как раз перед первым концертом в Париже другая сторона характера Майлза раскрылась перед камерами, снимавшими этот документальный фильм: гардероб просто обветшал, а он посадил дизайнера делать для группы какие-то чересчур блеклые костюмы для выступления. Майлз визжал и кричал, а костюмерша кричала и визжала в ответ. В конце концов костюмы была заменены.
Вопрос женитьбы на Труди вновь всплыл в то время. Теперь у Стинга был немного другой ответ для репортеров: «У нас не было времени». Он размышлял: «Я не против этой идеи в принципе. Я просто не испытываю острой необходимости, хотя я уверен, что священник скажет мне прямо противоположное».
Однако тот «старый» пессимистичный Стинг был всегда неподалеку, даже после такого важного события, как рождение ребенка. Он все продолжал бросать тень сомнения на идею долгого сохранения одних отношений. «Мы растем, мы изменяемся», — объяснял он свои сомнения. «Думаю, необходимо реалистично принять и быть готовым к такому повороту, отношения в конце концов могут надломиться по разным причинам. Это гораздо лучшая идея, чем говорить: «Я люблю тебя, и это навсегда, навсегда». К чему эта жизнь в стране нелепой фантазии!»
Труди, как обычно, казалась способной справиться с такими жгучими комментариями. «Чтобы он остепенился? — сказала она. — Не будьте смешными. Он же цыган — дикий парень!» Но она не допускала возможности расставания. Труди считала, что для нее это — навсегда.
Из новых членов группы Брэнфорд Марсалис, принадлежащий настоящей джазовой династии, стал «официальным представителем», и он позже соглашался, что работа со Стингом в то время была разочаровывающей… Больше всего Марсалиса возмущало то, что Стинг никогда не позволял ни единого намёка на какие-либо эмоции перед группой. Марсалис тратил массу своего времени, пытаясь заставить Стинга прореагировать, «разбить» его сосредоточенность и доказать, что он в конце концов тоже просто человек. «Он не будет смотреть в зал, когда он играет. У него рамки внешнего приличия, потому что если он посмотрит вниз, то он полагает (и этого опасается!), что будет смеяться. Мы бросали дохлых кур через сцену и всякого рода дрянь, пытаясь достать его. Тщетно!»
Однажды Марсалис взял Билли Фрэнсиса, менеджера по гастролям группы, переодел его в свой костюм, покрасил ему лицо в черный цвет, дав в руки саксофон и заставил его стоять на сцене, в то время как сам Марсалис играл за сценой. «Я наверняка знал, что во время «Роксаны» Стинг взглянет на меня. Так что когда он поднял глаза и увидел Билли, его глаза выкатились на лоб. Но он не растерялся. Он сказал: «На саксофоне — Брэнфорд Марсалис!»
Но однажды Марсалис всё-таки достал Стинга. Это случилось во время гастролей в Австралии. Он объясняет: «Каждый вечер он кричал своему сопровождающему: «Дэнни, мой пиджак». В тот вечер Дэнни вышел на сцену, взял у Стинга его пиджак и бросил в зал. Публика разорвала пиджак в клочья. «Что ты делаешь!» — заорал Стинг. Он взбесился. Потому что, понимаете ли, он потерял свой любимый пиджак!»
Марсалис добавил: «Вы никогда не встретите такого парня, как он».
Возможно, самым интересной деталью в успешном превращении Стинга в сольного исполнителя было то, что только годом ранее Фредди Меркури и Мик Джаггер, два популярных и знаменитых вокалиста с подобными же устремлениями, сделали пробные сольные попытки, которые смотрелись довольно-таки бледными в сравнении с начинаниями Стинга.