Стиратель (СИ)

Низший оправдывает ожидания сиятельных тварей, перестаёт подавать признаки жизни только после ещё семи ударов. И вот этот момент для графа и герцогини самый сладостный, судя по всему. Искоса посматриваю на них.

Мне просто интересно, каким образом получается, что вся аристократия — сплошные садисты, наслаждающиеся чужими страданиями. В самодержавной России тоже такие встречались. Та же пресловутая Салтычиха. Но, как ни крути, она плохо закончила. Не помню деталей, но вроде тогдашняя императрица её куда-то в монастырь закатала.

Хищных зверей можно в жестокости обвинить. Но они элементарно такого понятия не знают. Поймали добычу и жрут. То, что она ещё жива, их не волнует. Как и момента окончательной смерти не замечают. Никакого садисткого удовольствия они не испытывают, они просто жрут.

— Понравилось? — насмешливо глядит граф. — Уведите его.

Пара дюжих стражников уводит меня, еле волочащего ноги, в родную темницу. По мере продвижения к цели шаг мой становится всё увереннее. Нет уже необходимости гнать картину для графа, показывая себя измождённым до крайней степени. Зато конвойных начинает шатать. Не сильно, только если присмотреться. Не должны они ничего понять. До времени.

А вот и время! Доходим до караульного помещения. Там ещё трое. Последним бесцеремонным касанием отправляю конвой сползать на пол по стеночке. Ещё одного шустрого хлопаю рукой по лбу. С таким же эффектом. Не, они живы, через полчаса мощные организмы проведут внутреннюю мобилизацию и восстановят тонус.

— Парни, я вас предупреждаю, — говорю двоим, не успевшим среагировать, да и остальные слышат. — Мне насрать, где вы возьмёте, но если ещё раз! Только раз вы мне вместо еды помои принесёте, я вас просто-напросто убью.

— Это я тоже заберу, — нагло реализую намерение, приватизирую со стола небольшой кувшин, в котором что-то булькает. Мне всё равно, что там. Пиво, вино, вода… всё сойдёт.

— И это тоже, — хватаю какой-то зипун, валяющийся у стенки.

Лихорадочно быстро за мной захлопывается дверь. Усмехаюсь. Пригубляю жидкость из кувшинчика — о, слабенькое винишко, вроде забродившего компота. Сойдёт! Располагаюсь у прохладной стенки. Так жить можно! Звук падающих капель! Снова! Как только посторонние звуки отсекаются, появляются они!

Ныряю в Тень. Внимательно осматриваю всю камеру. В правом верхнем углу, в той стене, где должно быть окно, вижу слабое свечение. Затыкаю, а вернее, вытягиваю из источника света всю энергию. Выныриваю.

Ну и замечательно. Никаких капель нет. Это магический пыточный артефакт. Скорее всего, я его не разрушил, а разрядил. И то хлеб.

— И вот что интересно, Миша, — почему бы и не поговорить самому с собой, если поблизости больше не наблюдается интеллигентных и образованных людей. — Как только ты перестал миндальничать, пытаться договориться, а принялся воевать с этим миром, всё как-то пошло на лад.

Взять тех же охранников. Граф даже если узнает, неизвестно, как отреагирует. Вдруг только пальчиком погрозит. А тут непосредственная угроза, мало ли на что этот бывший Высший способен. Сказал-то без всякого намёка на сомнение. Оно им такое надо?

Потихоньку засыпаю. На этот раз по-настоящему засыпаю, а не в полуобморочное состояние впадаю. Перед тем, как окончательно отдаюсь в объятия блаженного покоя, в сознании всплывает Смотритель. Что он там говорил? Выясни, что в этом мире не так? А что тут выяснять? Козлы они все…

И ещё одна фраза звучит вслед моему падению в сон: «В стране, где нет порядка, будь смел в действиях, но осмотрителен в речах». Я так и делаю? Ведь об усиливающем меня солнечном свете графская сволочь до сих пор ничего не знает. Никто не знает. Речи вроде вёл хитрые, осторожные. И с холуями его не церемонюсь…

А утром мне снова надевают кандалы. Всё-таки они ловкачи, за ними глаз да глаз. Кормят приличным завтраком, выводят со всем почтением, и в какой-то момент сзади ловко цепляют за ноги.

Глава 21 Финал там, где все надоело

— Ф-ф-ф-с-с! — шиплю сквозь зубы.

И не потому, что чуть не упал, а потому, что козлина-стражник сильно толкнул в спину, иссечённую кнутом и до сих пор окончательно не зажившую. Разбередил раны, сволочь!

— Доставлен, ваше сиятельство! — браво докладывает козлина, притворяющийся стражником, и пропадает за дверью по величаво небрежному мановению пальцев графа Нагеля.

Из незнакомых стражник, не дрессированный. Доберусь ещё.

С ещё большей величавой небрежностью его сиятельство показывает мне глазами на стул перед его огромным, роскошным столом. Если отвлечься от великолепия отделки стола мастером-краснодеревщиком (или как они тут называются?), то один в один положение уполномоченного властью следователя и подследственного. Хорошо, что ярких ламп у них нет, а то обязательно в глаза бы направил.

Гремя кандалами и стараясь не касаться спинки стула, сажусь. Граф глядит на меня с таким удовлетворением, что не надо гадать, зачем он меня из темницы вытащил. Полюбоваться, получить извращённое удовольствие. В этом он схож со своим конюхом-садистом. Одного поля ягодки белладонны.