Стюардесса

Ни на воду, ни на карамельки бритоголовый не отреагировал. Казалось, он действительно заснул.

Тогда Динка пошла разносить напитки, нарочито громко предлагая пассажирам вино, виски и водку. Многие морщились от ее резкого голоса, но Динку это не смущало, она видела, что ресницы у бритоголового подрагивают — он следил за ее приближением.

— Джин, тоник, виски с содовой? — Динка нарочно склонилась к нему так близко, что слегка коснулась грудью его щеки. — Могу предложить коньяк.

Крепыш резко вскинул голову и открыл глаза. Несколько томительно-длинных секунд они смотрели в глаза друг другу. Динка даже различила темные пятнышки на радужной оболочке его глаз, странные, словно крошечные родинки.

— Что вы выбрали? — томно промурлыкала она.

— Водку, — изрек бритоголовый.

Динка отмерила ему сто граммов, он залпом опрокинул их в себя и поставил стопку на поднос.

— Еще?

— Да.

Динка плеснула еще сто пятьдесят. Подала блюдце с нарезанным лимончиком и розетку с фаршированными оливками. Для гурманов они носили легкую закуску. Но крепыш только крякнул, приняв на грудь очередную дозу, а закусывать даже не думал.

Глаза уже слегка подернулись осоловелой поволокой, но смотрели по-прежнему пронзительно.

— Еще, — выдохнул он.

Динка вновь наполнила бокал. Крепыш сдался первым.

— Все. Хватит. — Он прикрыл бокал ладонью.

— Уважаю мужчин, знающих меру, — прощебетала Динка.

Она пошла по проходу, очаровательно покачивая бедрами и переступая длинными ногами.

С Танькой оказалось на удивление легко работать. Она первая хваталась за самую тяжелую работу, а Динке тактично оставляла руководящую роль. Так что Динка сосредоточилась на подготовке в отсеке, а Танька встала на разноску. Таким образом, Динка больше не попадала в поле зрения бритоголового крепыша. Чему была несказанно рада.

Когда с обедами было покончено, салон погрузился в легкую дрему. Танька сварила кофе и разлила по чашечкам.

— Антону Васильевичу не надо отнести? — подмигнула она Динке.

— Я думаю, его обслужат, — в тон ей отозвалась Дина.

— Сто процентов!

Они переглянулись и засмеялись. Динка подумала, что наконец-то нашла в экипаже родственную душу. Динка привыкла быть одна против всех.

— По-моему, ты не только Антоше приглянулась, — сказала Танька, отхлебнув кофе.

— Кому еще? — приподняла брови Динка. — Сашке? Или Костику?

— Члены экипажа не в счет! Бери шире!

— Что, на меня сам начполетов глаз положил?

Танька фыркнула. Начполетов Капитон Иванович, попросту Капитоша, был такой плюгавый и невзрачный, что его не красила даже роскошная летная форма с золотыми нашивками, от которой обычно даже самый занюханный мужичок превращался в доброго молодца.

— Да нет, Бог миловал. Здесь у нас такой крепенький, бритенький, без тебя мается. Все выглядывает, не идешь ли.

— Крепенький? — Динка сделала вид, что не помнит такого. — Это какой же? В начале салона?

— В конце. Последний ряд.

— Нет, не заметила. — Динка с сожалением покачала головой.

— Да ты сама глянь!

Танька приподнялась, отодвинула штору и выглянула в щелочку.

— Ну?

— Смотрит! Ой, прям глазами ест! Все, подруга, это любовь! Вот так начинается большое и светлое чувство!

— Ой, да брось ты! — Динка кокетливо отмахнулась. — Показалось тебе. А может, это ты его прельстила, а? Небось так попкой виляла, что парнишка с катушек съехал?

Танька с готовностью расхохоталась, даже сползла по стеночке на пол. Уселась, коленки выше ушей. Динка и не думала, что напарница окажется такой хохотушкой.

…Танька Шохина только казалась простушкой-хохотушкой. Ее хорошенькая мордашка с конопушками и рыжими кудряшками делала ее похожей на веселую, озорную девчонку-непоседу.

На самом же деле Танька твердо усвоила, что простушкам легче жить, к ним не предъявляют особых претензий, на них всегда смотрят с улыбкой. Их не берут в серьезный расчет, им не завидуют, в соперницы такие не годятся. Легче попасть в хороший экипаж, лучше репутация, проще сходиться с людьми.

От природы Танька была замкнутой и не любила веселье. Она всегда боялась, что с ее близкими непременно случится что-нибудь страшное.

Из близких у Таньки были только мама и двухлетняя дочка. Такой крошечный подарок на память от возлюбленного. Он не принял Таньку всерьез, а она не умела настаивать и качать права. Даже о своей беременности она сообщила ему с улыбочкой.

— Ты знаешь, а я жду ребенка, — сказала она, проклиная себя за то, что губы сами собой расплываются в улыбку. — Кажется…

— Как дождешься, сообщи, — ответил любимый.

— А мы разве не поженимся? — улыбаясь спросила Танька.

Он и это расценил как шутку:

— Подрасти сперва.

Таньке было всего семнадцать. А в восемнадцать она родила Дуську. Дульцинею Московскую, как она представляла ее всем знакомым. Все смеялись над забавным словосочетанием и забывали спросить о папаше.

А папаша, когда животик у Таньки стал округляться, понял, что все не в шутку, а всерьез, провел с Танькой строгую беседу. Он больше не шутил, и она не смеялась. Он объяснил, как ему важно закончить институт, что он не готов к тяжелой миссии главы семьи и что, в конце концов, он совсем не мечтал жениться на такой дурочке.