Стивен Эриксон Кузница Тьмы

- Те, что отвергли Владыку Ненависти. Забавляются, организовывая и переделывая то, что не им принадлежит. Сжимают кулаки, зовут себя богами. Духи воды, воздуха и земли бегут от них. Бёрн грезит о войне. Мщении.

- Неужели всё должно обрушиться, Олар Этиль? Всё, нами сделанное?

Она пренебрежительно махнула рукой: - Я отвечу огнем. Они ведь мои дети.

- Тогда ты мало чем отличаешься от Джагутов. И Бёрн теперь назовешь своей дочерью?

Кривясь, Олар Этиль погладила руками круглый живот. - Они ее не кормят.

Несколько мгновений они молчали. Потом он сказал: - Ферен такого не заслужила.

- Я не зря назвала себя жестокой богиней, Драконус. Какое мне дело, кто и что заслужил или не заслужил? К тому же ее уже использовали. У тебя будет внук, чтобы с ним играться, но знай: я не стану качать его на коленке. Кстати, как там они? Наше зловредное отродье?

- Будь у них четвертая сестра, ее звали бы Отрава, - отвечал Драконус. - Но, увы, четвертая им не нужна.

- Три воспоминания о боли. Вот все, что мне досталось. Так ты к его матери?

- Нет.

- Мы с тобой, Драконус, жестоки в любви. Спорю, Мать Тьма вскоре это поймет.

- Сегодня мы не будем любиться, Олар Этиль.

Она резко захохотала, скрывая, как ужалили ее эти слова. - Какое облегчение, Драконус. Трех воспоминаний о боли мне хватит.

- Старик сказал... в следующем селении.

- А потом?

Он вздохнул. - Отошлю всех назад и поеду к Башне Ненависти.

- А сын?

- Поедет со мной. Думаю, наставник дал ему дары для Владыки.

- Предсказываю: примут их без радости. Мальчик вернется с тобой в Харкенас?

- Не сможет. Способы, которыми я буду подстегивать себя и Калараса, известны мне одному.

- Так он ничего не знает.

- Ничего.

- Драконус, всякое твое семя должно быть сорным? Оставленным расти в дикости, необузданным? Наши дочери станут твоей смертью - ты держишь их слишком близко, но оскорбляешь небрежением. Удивляться ли, что они полны яда.

- Может быть, - согласился он. - Мне нечего сказать детям. Я вижу в них лишь поводы для тревог и поражаюсь, почему родители так легко наделяют детей своими пороками, а не добродетелями.

Она пожала плечами: - Все мы скряги, когда дело доходит до раздачи воображаемых сокровищ.

Он протянул руку и коснулся ее плеча; все тело ее задрожало. - Ты отлично несешь свой груз, Олар Этиль.

- Если ты про жир, то ты лжец.

- Я не имел в виду жир.

Чуть помедлив, он помотала головой. - Вряд ли. Мы не стали мудрее, Драконус. Снова и снова попадаем в старые ловушки. Хотя Бегущие питают меня, я их не понимаю. Хотя я кормила Бёрн своей грудью, однако недооценивала. Боюсь, это злосчастное пренебрежение однажды приведет меня к смерти.

- Ты не можешь видеть своей смерти?

- Я так решила. Пусть она лучше придет внезапно, нежданная и не вызывавшая страха. Жить в ужасе смерти - всё равно, что не жить вообще. Молюсь лишь, чтобы в день смерти я бежала, легкая как заяц, с полным огня сердцем.

- И я молюсь, Олар Этиль. За тебя.

- А твоя смерть, Драконус? Ты вечно планируешь, пусть планы не раз тебя подводили.

- Я, - сказал он, - умру много раз.

- Ты видел?

- Нет. Мне не нужно.

Она смотрела на воду источника. Ночь сделала воду черной. Созданная Каладаном Брудом скульптура Тел Акая поднимала измученное лицо к небесам, как будет поднимать вечно. Ее уместно назвали Капитуляцией, он вложил чувство потери в сам камень. Никакого изящества. Олар боялась Каладана Бруда за честность и презирала за талант.

- Вижу в его лице мать, - начала она. - В глазах.

- Да.

- Тебе, должно быть, тяжело.

- Да.

Она вогнала руки в живот, чувствуя расщепление кожи и внезапный поток крови, чувствуя размеренный ритм сердца - стоит только коснуться... Но ладони сомкнулись на глиняной фигурке. Она вытащила ее. Присела, чтобы вымыть дочиста, и передала Драконусу. - Для сына.

- Олар Этиль, не тебе его защищать.

- Пусть так.

Миг спустя он кивнул и взял подарок. Пошевелил плечами, пошел прочь.

Она провела пальцами по животу, но рана успела закрыться. - Забыла спросить: какое имя ты ему дал?

Драконус задержался, оглянувшись. Когда он сказал ей, она издала возглас удивления и начала смеяться.

Аратан спал тревожно, ему виделись детские трупы, плавающие в луже черной воды. Он видел тянущиеся из животов веревки, словно каждый привязан к чему-то, но веревки рассечены, концы обрублены и разлохмачены. Взирая на эту сцену, он понял с внезапной уверенностью - как бывает во сне - что источник выплевывает из глубины не воду, а утонувших младенцев и поток бесконечен.

Он шагал по ним, ощущая, как поддаются под весом мягкие тела, и с каждым шагом становился тяжелее, пока не провалился, слыша звук треснувшего льда. Только чтобы проснуться в липком поту, с болью в груди - так тяжко было дышать под воображаемым давлением.

Он сел и увидел, что еще ночь. Отец стоял около лошадей под необычными деревьями и вроде бы смотрел на восток - то ли на селение, то ли за него. Аратан уже готов был поверить, что Драконус смотрит на Харкенас, на Цитадель и женщину, что, окутавшись мраком, восседает на престоле.