- Отбросы крепости. У стен, под водостоками. Неужели мы строим дома лишь затем, чтобы вываливать мусор? Лучше его закопать.
- Он сам себя хоронит, - сказала Ренарр. - Постепенно.
- Хунн Раал возомнил себя неуязвимым. Может, и правильно. Оставим его Синтаре. Ее проблема, не моя. Мать Тьма была права. Мы делаем шаг назад, мудро молчим. Пусть народ определит свое положение. Я замышлял установить законы, построить фундаменты справедливого общества. Но как скоро мои слова будут искажены? Мои цели извращены? Как быстро мы, смертные по природе, испортим законы ради самолюбивых нужд?
- Мы видели последних честных мужчин и женщин, Вета Урусандер?
Он выпрямился, не оглядываясь на нее. - Скоты возвышаются, Ренарр. Против этого бессильны любые доводы разума. Думаешь, кровь прекратила течь? Боюсь, лишь начинает.
- Тогда, сир, ничего не решено.
- Не мне суждено решать, - бросил Урусандер. - Но, - добавил он тут же, - ты уже знаешь, верно?
- Да.
- А мой сын?
- Он судил ошибочно.
- Ошибочно?
- Юнец, лишенный ответственности, тоскует по ней. Юнец видит в чести и долге нечто яркое, сияющее, суровое и не склонное к компромиссам. Полагая так, он будет делать ошибки, но намерения его останутся чистыми.
Он не желал встречать ее взгляд.
- В тебе что-то сломалось.
- Да. Во мне что-то сломалось.
- Сын убил мужчину, которого ты полюбила. Плохо... разобрался в ситуации.
- Верно.
- Однако, кажется, ты его простила.
- Хотела бы я, - сказала Ренарр, - чтобы ты убил Хунна Раала. Хотела бы, чтобы ты встал выше чувства справедливости.
Он хмыкнул: - Никаких исключений, никаких компромиссов. Делай я то, что правильно, всякий и каждый раз...
- Но ты не делал ничего. И вот ты здесь, Вета Урусандер, Отец Свет.
- Да, мой ослепительный дар. - Он надолго замолк. - Уже видела?
- Что?
-Мой портрет. В коридоре у входа в покои. Думаю, Кедаспела постарался на славу.
- Боюсь, не заметила. Вообще мало интересуюсь искусством, особенно мастерами компромисса.
- Неужели любой портрет - компромисс? Думаю, в худшие моменты жизни Кедаспла согласился бы с тобой. - Он оперся о подоконник. - Ну, - сказал он, - очевидно, я так и не прощен.
- Только твой сын.
Она видела, как он кивает. Урусандер вздохнул и ответил: - Скажи же им о точном подобии. Столь умело, столь честно схваченном рукой слепца.
- Он не был слеп, рисуя тебя.
- Неужели? Нет, очевидно нет, как оказалось.
- Вета Урусандер, - произнесла Ренарр. - Да свершится правосудие.
Она увидела, что он снова кивнул - за миг до того как нож скользнул под левую лопатку, успокаивая биение сердца. Не моргнув глазом, она отступила, оставив лезвие в спине. Он склонился, ударившись лбом о свинцовую раму, потом ноги подломились и он упал на пол к нее стопам.
Взглянув вниз, она увидела улыбку на лице. Мирную, довольную, мертвую.