Стивен Кинг

А мы верим. Мы видим бесплодные земли, изгаженные многолетним «преобразованием природы», обветшавшие города, ржавеющие гиганты индустрии. Поголовное пьянство и наркоманов, готовых за дозу убить родную мать. Женщин, которые ежегодно делают аборты или просто спускают новорожденных в канализацию. На Западе все почище, но не менее безысходно — белое население, раса Стрелков, вымирает, уступая дорогу новым племенам, чуть медленнее идущим тем же путем вырождения. Толкин еще в сороковых прозорливо заметил этот процесс опрощения и огрубления человеческой породы. Кинг с его либерализмом не хочет замечать его и сейчас — он просто говорит, что мир «сдвинулся с места». Но это и есть настоящий апокалипсис, «не взрыв, но всхлип». Всхлип нерожденного младенца в утробе матери. И, победи Стрелок хоть дюжину Алых Королей, он не вернет этого младенца, как не вернет людям воли к жизни.

Впрочем, сам Кинг в апокалипсис не верит. Когда его лет десять назад прямо спросили об этом, он ответил: «Видите ли, для каждого человека существует только одна смерть — собственная. Шанс, что она совпадет с гибелью мира, меньше, чем шанс погибнуть от удара молнии посреди Сахары. Хотя он все-таки есть ». В другой раз ему был задан вопрос о наиболее вероятной причине гибели мира. На этот раз он замялся: «Война? Эпидемия? Вряд ли — все это уже было и оказалось не слишком эффективным. Скорее всего, нашему старому Солнцу просто надоест однажды нас греть. Но хочется верить, что это случится где-нибудь через пару миллиардов лет». Впрочем, писатель понимает: когда бы ни наступил конец света, он все равно будет внезапным. В 1990 году он написал рассказ «Вечер у Бога », в котором Всевышний в раздражении разбивает нашу планету, заслоняющую от него телеэкран, — она мешает смотреть шоу Робина Уильямса. А когда святой Петр говорит, что Уильямс был в это время на Земле, Бог безмятежно отвечает: «О, не беда, у меня есть все его кассеты. Хочешь пива?»

Завершающие романы о Темной Башне отняли у Кинга полтора года, а последний из них стал его самой большой работой после «Противостояния». В одном из интервью он сказал: «Мне необходимо было закончить это. Я хотел осуществить желание 22-летнего юнца, мечтавшего написать самый длинный в истории популярный роман. И вот он — 2500 страниц или даже больше (на самом деле в семи романах их 3872). Это было все равно что переплыть Атлантику в ванне, и я не раз заставлял себя продолжать писать. Если бы я остановился, то уже не смог бы начать снова ». В другой раз он сказал: «Моя идея состояла в том, чтобы использовать цикл историй о Темной Башне как некое подведение итогов, объединение максимального количества написанных ранее произведений под крылом одной сверхистории. Речь тут не о претенциозности, а только о способе показать, как жизнь влияет на искусство (и наоборот)».

С этой точки зрения появление автора в собственном произведении вполне естественно. Тот же Винсент отмечает, что Кинг в последних томах «Темной Башни» пародирует античную тему «бога из машины», который в нужный момент вмешивается в ход действия. Герои относятся к этому по-разному. Отец Каллаген приходит в волнение, прочитав «Жребий», где описана его история, — ведь ее могут знать только он сам и Бог. У Роланда отношение более спокойное — в его мире вымысел и реальность соединены куда теснее, чем в нашем. Главное, чтобы писатель делал свое дело. «Когда ты не сможешь больше писать, — говорит он Кингу при первой встрече, — когда песнь Черепахи и рев Медведя стихнут в твоих ушах, ты можешь отдыхать. Но если услышишь их вновь, тут же начинай писать». При этом ошибки, совершенные автором, становятся реальностью для героев. По его воле Эдди вырос в районе Кооп-Сити, находящемся в Бруклине вместо реального Бронкса, а Сюзанна на станции метро «Кристофер-стрит» попала под знаменитый поезд А, который через эту станцию не ходит.

При этом Кинг появляется в «Темной Башне» не только как герой, но и как рассказчик, берущий читателя за руку и показывающий ему место действия: «Мы стоим на вершине холма и ждем, что он подойдет к нам. Он идет... Поднимается на холм так близко от нас, что нам в ноздри ударяет кислый запах его пота. И вот тут мы должны присоединиться к нему, влиться в него, хотя рассказать о том, что чувствует сердце Роланда в этот самый момент, когда цель его жизни наконец-то показалась вдалеке, не под силу ни одному рассказчику. Представить себе такое просто невозможно». Кинг, как настоящий зритель, не видит всего — когда Патрик Дэнвилл покидает Роланда, он уходит и со страниц романа: «Здесь темнота скрывает его от глаза рассказчика».