Стивен Ликок. Юмористические рассказы

Тем временем дачный сезон стал подходить к концу, а Смиты так и не воспользовались своим кортом. Мальчики целые дни проводили на озере, мистер Смит отдавал все свободное время гольфу, а девочки предпочитали играть в бридж.

А готовый корт ждал игроков.

И вот теперь миссис Смит подумывает, не позвать ли ей опять «человека», чтобы обновить корт.

из сборника «ВОСХИТИТЕЛЬНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ» (1939) Перевод М. Кощеевой и Б. Колявкина

Моя викторианская юность

Мемуары леди Ниарли Слоповер

Моя юность в Глупсе — так называлась усадьба моего отца — была полна размеренного покоя и тихого очарования, которыми отличалась жизнь в те дни. Мой дорогой папа (одиннадцатый барон Глупс) поддерживал в доме самый строгий порядок. Как истинный аристократ, он свято верил в принцип — noblesse oblige[28] и всегда настаивал на том, чтобы каждое утро ровно в восемь вся прислуга собиралась на кухне для общей молитвы. И когда в десять часов камердинер приносил ему бренди с содовой, папа прежде всего спрашивал, все ли слуги пришли на молитву ровно в восемь.

Моя дорогая мама тоже всегда была для меня воплощением идеала grande dame[29]. Она умела великолепно управлять жизнью такого большого дома, как Глупс, и не только отлично разбиралась в тонкостях кулинарии, но обладала к тому же поразительными познаниями относительно всяческих микстур, мазей, припарок и настоек из лекарственных трав. Если кому-нибудь из девушек случалось заболеть, мама не приглашала врача, а сама составляла из трав нужную микстуру, которая обычно поднимала служанку на ноги за какие-нибудь полчаса.

Кроме того, она не считала ниже своего достоинства иногда сделать что-нибудь самой, особенно в критические минуты. Однажды, когда папе стало дурно в гостиной, мама сама позвонила и приказала принести яйцо; она велела дворецкому подать стакан и графин, сама разбила яйцо и собственноручно вылила его в стакан. Видя подобное присутствие духа, папа пришел в себя и смог дотянуться до бренди.

Для меня и моей младшей сестры Люси папа и мама были прекрасными родителями. Не проходило и дня, чтобы папа не поднялся наверх в детскую поболтать с нашей гувернанткой мадемуазель Фромаж (она происходила из семьи де Бри) или хотя бы не послал наверх камердинера справиться о нашем здоровье. Папа без труда различал нас, даже когда мы были еще совсем маленькими.

Мама тоже горячо нас любила и иногда позволяла спускаться в ее будуар, чтобы мы могли полюбоваться ею, когда она переодевалась к обеду; кроме того, нам разрешалось прийти поговорить с ней, пока она одевалась для прогулки в фаэтоне; а один раз, когда Люси была больна, мама невзирая на опасность заразиться, послала свою горничную ночевать в комнате Люси.

Глупс находился на границе Линкольншира. Все папины арендаторы и работники говорили на прекрасном старинном диалекте нашего болотистого края. Они произносили «да-а» вместо «да» и «не-е» вместо «нет», «ты-у» вместо «ты» и «мы-у» вместо «мы». Это звучало очень музыкально. К сожалению, теперь этот говор постепенно исчезает.

Папа был образцовым лендлордом. Он никогда не выселял арендаторов, если они вовремя вносили плату, а когда их коттеджи грозили обвалиться, приказывал поставить подпорки. Раз в год папа давал у себя в поместье грандиозный бал для своих арендаторов, и по этому случаю к нам со всех сторон съезжались гости. Большой зал освобождали для танцев, и там собирались владельцы соседних поместий, а арендаторы танцевали в большом сарае. Папа давал каждому арендатору по сдобной булочке и апельсину, и еще выдавал по молитвеннику для каждого ребенка. По-моему, простой народ жил счастливее в те времена.

Папа был прост в обхождении не только со своими арендаторами, но и с другими соседями, хотя среди них не было ни одного джентльмена. Он неоднократно привозил к нам обедать доктора Мак-Грегора, деревенского врача — разумеется, когда у нас не было никого из гостей. Доктор Мак-Грегор получил какую-то очень высокую ученую степень в Эдинбурге, но он не был джентльменом. Доктор много путешествовал и удостоился награды от короля Франции за самоотверженную службу в Алжире, где он оказывал медицинскую помощь французской армии. Было просто досадно, что он не джентльмен, тем более, что непредупрежденный человек ни за что бы об этом не догадался.