Стивен Ликок. Юмористические рассказы

Она уже суетилась, эта домовитая, гостеприимная хозяйка, с грохотом расставляя на глиняном столе каменные тарелки.

— Право же, мне… — начал было я. Но я не договорил. Мне помешал внезапный вопль, раздавшийся одновременно из уст обоих — Пещерного мужчины и Пещерной женщины:

— Уилли! Где Уилли?

— О господи! — кричала женщина. — Он ушел один, он заблудился! Скорей, скорей! Надо найти его! С ним может что-нибудь случиться! Как бы он не упал в воду! Скорей, скорей!

Они побежали и вскоре исчезли в темных наружных переходах пещеры.

— Уилли! Уилли!

В их голосах звучала смертельная тревога.

Но не прошло и минуты, как они уже вернулись, неся на руках плачущего Уилли. Его кроличья шкурка насквозь промокла.

— Великий боже! — воскликнула Пещерная женщина. — Он упал прямо в воду, бедняжка. Поскорее, дорогой мой, найди что-нибудь сухое, надо завернуть его. Господи, как я испугалась! Ну, поскорее же, милый, дай мне что-нибудь — я хочу растереть его.

Пещерные родители суетились вокруг ребенка, совершенно забыв о недавней ссоре.

— Но послушайте, — сказал я, когда они немного успокоились. — Ведь в том месте, где упал Уилли, — это в той галерее, через которую проходил и я, не так ли? — ведь глубина там каких-нибудь три дюйма.

— Конечно, — ответили они в один голос. — Но там вполне могло быть и три фута!

Спустя некоторое время, когда Уилли был уже в полном порядке, оба стали снова просить меня остаться отобедать с ними.

— Вы же сами говорили мне, — сказал Пещерный человек, — что хотите собрать кое — какие материалы, касающиеся различия между пещерными людьми и людьми вашего, современного мира.

— Благодарю вас, — ответил я. — Я уже собрал все материалы, какие мне требовались.

Воображаемое интервью с нашим величайшим актером

(Точнее — с одним из шестнадцати величайших наших актеров)

Великий актер — а надо сказать, что добиться интервью с ним стоило большого труда, — принял нас в тиши своей библиотеки. Он сидел в глубоком кресле и был настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил нашего приближения. На коленях у него лежала кабинетная фотография — его собственная фотография, — и он всматривался в нее, словно пытаясь проникнуть в ее непроницаемую тайну. Мы успели также разглядеть изображавшую Актера прекрасную фотогравюру, которая стояла на столе, между тем как великолепный портрет его, написанный пастелью, свисал на шнуре с потолка. Мы сели на стулья, вынули блокноты, и лишь тогда Великий актер поднял на нас глаза.

— Интервью? — произнес он, и мы с болью услышали оттенок усталости в его голосе. — Еще одно интервью?

Мы поклонились.

— Реклама! — проговорил он, скорее про себя, чем обращаясь к нам. — Реклама! И зачем только нам, актерам, вечно навязывают ее, эту рекламу?

— Мы вовсе не собираемся, — начали мы извиняющимся тоном, — опубликовывать хоть одно слово из того…

— Что?! — вскричал Великий актер. — Вы не будете печатать это интервью? Не будете публиковать его? Тогда какого же…

— Не будем публиковать без вашего согласия, — пояснили мы.

— Ах, так, — проговорил он устало. — Без моего согласия… Что ж, я вынужден согласиться. Мир ждет этого от меня. Печатайте, публикуйте все, что хотите. Я равнодушен к похвалам и не забочусь о славе. Меня оценят грядущие поколения. Но только не забудьте, — добавил он уже деловым тоном, — не забудьте заблаговременно прислать мне корректуру, чтобы я мог в случае надобности внести туда все необходимые поправки.

Мы поклонились в знак согласия.

— А теперь, — начали мы, — позвольте задать вам несколько вопросов по поводу вашего мастерства. Прежде всего, в какой области драматургии сильнее всего, по вашему собственному мнению, проявляется ваш гений — в трагедии или в комедии?

— И тут и там, — сказал Великий актер.

— Другими словами, — продолжали мы, — ваш гений не превалирует ни в одной из них?

— Нет… — ответил он, — мой гений превалирует и в той и в другой.

— Простите, пожалуйста, — сказали мы. — Должно быть, мы выразились не совсем точно. Мы хотели сказать — если сформулировать нашу мысль яснее, — что, по-видимому, вы не считаете свою игру более сильной в одном жанре, нежели в другом.

— Да нет же… — ответил Великий актер, выбрасывая вперед руку (великолепный жест, который мы знали и любили уже много лет!) и одновременно величественным движением львиной головы откидывая львиную гриву со своего львиного лба. — Нет… Я одинаково силен в обоих жанрах. Мой гений требует и трагедии и комедии…

— Ах, вот что! — сказали мы, наконец-то уразумев смысл сказанного. — Значит, вот почему вы собираетесь вскоре выступить в пьесах Шекспира — воплотить его характеры на сцене?

Великий актер нахмурился.

— Правильнее было бы сказать, что характеры Шекспира найдут во мне свое воплощение, — возразил он.

— О, конечно, конечно, — прошептали мы, устыдившись собственной тупости.

— Я намерен выступить в роли Гамлета, — продолжал Великий актер. — И, позволю себе сказать, это будет совершенно новый Гамлет.