Сто чистых страниц

Я принимаю ее молчание за согласие. Подношу палец к выключателю, глубоко вдыхаю и резко включаю свет.

— Вот видишь, Луиза, наш Мик не такой уж и красавец! — кричу я во все горло.

От моего вопля и яркого света Мик моментально просыпается, трет глаза и таращится на меня, как на инопланетянина.

— Посмотри, правда ему идет эта милая пижамка? А как тебе нравится след от слюны на подбородке? Знаешь, Луиза, я думаю, ты для него слишком хороша.

Она прикрывает рот рукой и фыркает от смеха. До Мика постепенно доходит, что мы натворили.

— Какого черта вы приперлись? Э-э-э, здравствуй, Луиза, извини, пожалуйста. Что вы тут делаете?

— Ну, Луиза говорила, что ты для нее слишком красив. Вот я и подумал: если она увидит тебя сразу после пробуждения, то поймет, что красота — вещь относительная… Что скажешь, Луиза?

— Ну-у-у… Мик, клянусь, это не моя идея!

— Я не сомневаюсь! Такой сценарий мог родиться только в больном воображении моего друга!

Некоторое время они молча смотрят друг на друга. У Мика припухшее заспанное лицо, на левой щеке виден отпечаток одеяла, а завершает комичный образ идиотский вихор на макушке.

Мы втроем переглядываемся и заливаемся смехом. Успокоившись, Мик встает и отправляется в ванную.

— Ладно, по-моему, вы достаточно повеселились. Пойду умоюсь и надену футболку. Можете пока сделать кофе, я буквально на пару минут!

У Луизы блестят глаза и горят щеки. Хитро щурясь, она улыбается мне. Я включаю кофеварку и протягиваю счастливой девушке ключи от квартиры Мика.

— Возьми, потом отдашь. Хотя, кто знает, может, и не придется отдавать…

Уже стоя у входной двери, я машу ей рукой. Она шепчет: «Не оставляй меня одну», но я делаю вид, будто ничего не слышу.

— Пойду прогуляюсь! — кричу я Мику. — До скорого!

Он выбегает из ванной с мокрыми волосам и полотенцем на шее.

— Ты куда?

— Решил оставить вас наедине. Вам наверняка есть что сказать друг другу… Чао!

Закрывая дверь, я замечаю, что Мик и Луиза удивленно переглядываются. Оба кажутся смущенными. Скорее всего, вначале они попытаются завязать светскую беседу с долгими неловкими паузами. Зато потом…

Уверен, потом все будет хорошо.

* * *

Я сдержал данное Клариссе обещание, правда, немного подкорректировал его, решив исписать все страницы блокнота и наконец забыть о нем.

После долгих размышлений я начал с бывших подружек. Никаких сцен страстной любви, только самые невинные моменты.

Мне хотелось взглянуть на них в последний раз, чтобы забыть навсегда.

Когда на шестьдесят второй странице они закончились, я втайне понадеялся, что меня подводит память. Все-таки я не лишен честолюбия!

Но как бы то ни было, у меня осталось еще двадцать семь воспоминаний. А это довольно много.

Надо признать, все получилось глупо. Сначала решил хранить их как зеницу ока, а теперь думаю лишь о том, как поскорее избавиться от помехи. В общем, я ударился в крайнее расточительство.

Я писал все, что приходило в голову. Вспомнил несколько своих дней рождения и празднований Рождества, удивившись, в какую экзальтацию впадал в детстве, открывая подарки и судорожно раздирая оберточную бумагу. Надо сказать, бабушка с дедушкой баловали нас, как могли, и иногда это переходило границы разумного. И все-таки меня поразили эти повторяющиеся приступы бурной радости: повзрослев, я не испытывал ничего подобного.

Пару страниц я посвятил воспоминаниям о безудержном смехе, находившем на меня в школе, причем обязательно на уроке самого строгого учителя, когда ни в коем случае нельзя было смеяться. Я пережил моменты, когда изо всех сил стараешься сдержаться, но веселье прорывается сквозь все заслоны вопреки усилиям воли и выплескивается в неудержимом потоке всхлипываний, кудахтанья и слез счастья. Несколько минут хохота, и ты обессиленно затихаешь, чувствуя сладкую боль в животе и щеках.

Потом я напал на золотую жилу — наслаждение едой. Мне неслыханно повезло: я смог пережить каждую секунду, вспомнить вкус каждого блюда, поданного на четырех наиболее запомнившихся трапезах в жизни. Мне хотелось, чтобы воспоминания длились бесконечно.

Три великолепных дорогущих ресторана, а вслед за ними грандиозный пир, устроенный бабушкой по случаю дедушкиного шестидесятилетия — и все это в один вечер! Два дня мне не хотелось даже думать о еде. Поскольку повар из меня никудышный, я пережил жуткое кулинарное разочарование, своеобразный плач о тарелке.

Единственный плюс этой посторгазмической депрессии — я потерял два килограмма.

* * *

Мы с Клариссой решили, что все предыдущие вечера не в счет, поэтому сегодняшний должен стать первым. Я весь в предвкушении: то нервничаю, то внезапно успокаиваюсь.

Наконец Кларисса приходит. Она достает два фильма и сообщает, что пиццу доставят через час.

— А еще я принесла кое-какие пожитки. Ты ведь не передумал?

— Подожди, это все твои вещи?

— Да, а в чем дело?

— Кларисса, ответь: ты действительно женщина?

— Да.

— Тогда что это за крошечная сумка? Я думал, ты притащишь целый чемодан с кучей ненужных вещей, само существование которых станет для меня загадкой!

— Я просто не осмелилась…

— …