Генерал Келлерман опротестовал приказ. Но в тот момент, когда он начал приводить свои доводы генералу Флао, генерал Леритье, командующий его первой дивизией, рысью повел своих солдат вперед, не дожидаясь подтверждения приказа. Келлерман смирился с положением и приказал второй дивизии наступать, оставив один полк в лощине возле Угумона и дав его командующему, генералу Бланкару, указание не двигаться без его письменного приказа. 800 всадников Бланкара действительно оставались единственным резервом кавалерии, остававшимся в армии. Гюйо последовал за Келлерманом в долину, где полным ходом шли приготовления к атаке.
В это время борьба разгорелась на правом фланге французов, между Парижским лесом и селением Планшенуа. Лобау энергично напал на пруссаков; у него в подчинении были великолепные войска, и, несмотря на голод, они сражались с видимым эффектом, так как на протяжении дня отдыхали, не принимая участия в сражении. Пруссаки, со своей стороны, были не только голодны, но и провели двенадцать часов на марше в невыносимых условиях; с покрасневшими глазами, они были бледны и выглядели совершенно истощенными. Они самоотверженно боролись, но не могли противостоять натиску французов и вынуждены были отступить. Однако это продолжалось лишь некоторое время, поскольку из леса появились остальные бригады корпуса Бюлова, и Блюхер смог поставить 30 000 своих солдат против 10 000 человек Лобау. Чтобы достичь Планшенуа, он маневрировал к правому краю Лобау, и Лобау отступил к деревне, которую занимала одна из его бригад.
Недалеко от Вавра Груши только что получил донесение от 1.30 со срочным примечанием, приказывающим ему немедленно идти к Мон-Сен-Жану, где Бюлов угрожал французскому правому флангу. Очень занятый, поскольку теперь он сражался с Тильманном в Вавре, и не имея войск на левом берегу Диля, он ничем не мог помочь. Однако он приготовился по мере сил подчиниться приказу; он послал войска на захват моста в Лимале, где стояли пруссаки, и дал указания двум дивизиям 4-го корпуса, которые еще не прибыли для участия в сражении в Вавре, идти к Лималю и быть готовыми занять дорогу на Ватерлоо. Однако пройдет еще несколько часов, прежде чем они смогут пробить себе дорогу на запад.
Тильманн, войска которого по численности многократно уступали французским (так как одна из его бригад отошла к Ватерлоо прежде, чем он понял, что Груши направляется к Вавру), тем не менее стоял насмерть. Он послал срочную депешу Блюхеру, сообщая, что его атакуют превосходящие силы противника и что он опасается, что не сможет их сдержать. Сообщение дошло до Блюхера между 5 и 6 часами вечера. Старый маршал и глава его штаба не смогли уделить ему должного внимания, поскольку сами были заняты своими насущными проблемами. «Пусть генерал Тильманн защищается, как только может, — сказал Гнейзенау адъютанту, который принес сообщение. — Его поражение в Вавре не будет иметь значения, если мы победим здесь».
Граф Эксбридж вновь вытеснил кавалерию Мийо и Лефевр-Денуэтта вниз, в долину, где Ней с огромным воодушевлением стал перестраивать их в том порядке, в котором им надлежало последовать за Келлерманом и Гюйо, которые сейчас были готовы вступить в бой. Собралось шесть эскадронов общей численностью около девяти тысяч человек. Увидев этот огромный отряд кавалеристов, собравшийся перед ними, солдаты передовой Веллингтона были поражены тем, что им предстояло выдержать еще более мощную кавалерийскую атаку, чем ранее. Они вновь оказались под мощным артиллерийским обстрелом, стрелки начали взбираться вверх по склону, поливая их огнем. Построились квадраты пехоты, артиллерия застыла на своих местах. Герцог Веллингтон дал приказ об укреплении линии обороны и косо поглядывал на два квадрата брауншвейгцев, размещенные перед гвардией Мейтленда, которые почти обезумели от страха и, казалось, были готовы сдаться в любой момент. Он приказал сэру Огастесу Фрейзеру, который командовал конной артиллерией, перевести вперед батарею Мерсера и расставить между ними.
Началась новая атака на линию обороны. Французская кавалерия медленно поднималась из долины: кирасиры, уланы, егеря и драгуны. Зрелище было великолепным, и за ним с восхищением наблюдали многие опытные солдаты. Шоу-Кеннеди пишет: