Сто фактов обо мне

– Ну не до такой же степени! – снова рассмеялась Люся. – Быть естественным – значит быть самим собой. Воспитанным человеком.

На проходной кинокомпании два пузатых охранника потребовали у меня паспорт. Я не лох носить свой паспорт туда-сюда, тем более что получил его совсем недавно. Он лежит дома, на книжной полке, вместе с отцовским паспортом.

Я думал, что сейчас меня развернут к выходу – бай-бай, мальчик, до скорых встреч! – но Люся ловко договорилась с охранниками, отпустила комплимент: мол, у них в каморке обалденно пахнет домашним борщом, кто ж такую вкусноту готовит? Охранники оживились, начали приглашать Люсю к своему холостяцкому столу, но она откорректировала: «Да-да, в другой раз, а сейчас мы спешим, пустите меня и мальчика в святая святых – кинокомпанию! Под мою ответственность, ладно? Он в следующий раз обязательно принесет паспорт!» Охранники безропотно сдались, распахнули двери. Пока мы с Люсей шли по двору кинокомпании, я думал, что Люся подняла этим двум аппетит.

В кинокомпании мы оказались в коридорах, они разворачивались перед нами, как лабиринт. Там было много нервных, суетливых людей, многие не ходили, а бегали с такими лицами, будто началась война. На кушетке рыдала крупная женщина, ее длинные рыжие волосы свешивались на раскрытый блокнот. Я видел, как тяжелые слезы шлепаются на влажную блокнотную страницу.

– Не прошла кастинг, – шепнула Люся. – Бывает.

Люся втолкнула меня в белую с золотом дверь. Мы оказались в маленькой комнате, в которой прямо на столе сидела тетка в обтягивающих брюках и с кем-то ругалась по телефону.

– Я тебе говорю о сроках, а ты!.. – орала тетка. – Сорвали план, что я Демченко скажу? Ты же знаешь, он камня на камне…

Тут тетка увидела нас, коротко кивнула, показав свободной рукой на стулья около стола, повернулась к нам спиной.

– Паш, не надо бла-бла-бла! Я бы тебе ответила, но тут дети!.. Всё! У вас есть ночь!.. Ночь, Паша, это вечность!

Тетка швырнула трубку на стол, повернулась к нам и уставилась на меня.

– Люсь, – сказала тетка, – он же лось, прости господи! Усы растут! А нам нужен мальчик в самом начале пубертатного периода!

– Где ты увидела усы, Марьян? – тут же встала на мою защиту Люся. – Всего лишь младенческий пушок!

– Не морочь голову! Мне целыми днями все морочат голову! – решительно сказала тетка и обратилась ко мне: – Как тебя зовут?

– Валера.

– Вот! – обрадовалась тетка, посмотрев на Люсю. – И голос – труба! Мужик! А у нас по истории невинный, обиженный жизнью мальчик. Разве этот обиженный? Этот кого хочешь сам обидит.

– Я? – удивился я. – Зачем мне кого-то обижать?

Я увидел, что Люся расстроилась, померкла. В ней, словно в волшебной лампе, мерцал свет, а сейчас он стал крошечным, невидным. Ну конечно, тетка в обтягивающих брюках привычно рубила сплеча.

– Хотите, я вам станцую и спою? – спросил я. – Вы же режиссер по кастингу?

– Да. – Тетка удивилась, что я осмелился еще раз подать голос. – А что ты можешь, Валера?

– Многое, – скромно ответил я. – Такое, что вы не можете.

Тетка слезла со стола и уселась в кресло, скрестив руки на тощей груди.

– Вперед! – скомандовала она. – У тебя две минуты!

Я люблю одну группу, знаю ее тексты наизусть. Я начал раскачиваться, притоптывать на месте, как рахитик, и, конечно, загундосил:

– «Стремление летать, смотри, как бы летально все не вышло, ведь солнце насморк обжигает вспышкой. Комета, астероид – это булыжник, поднявший шанс есть упасть на землю с грыжей. Все хотят звоночки, люди, деньги, блата, всё серьезно, но порой хватает света от дисплея телефона. На… звезды, и мне плевать, что вы там были, я-то не был, и я не хавал звездной пыли, яда неба. А ты корнаешь ногти и кусаешь локти. Смотри не лопни, сегодня страшное предсказывал синоптик…»

– Стоп, стоп, стоп! – заорала тетка. – Что это такое?!

– Группа «Монтескьё». Хип-хоп.

– Черт, сколько всего напридумали! – возмутилась тетка. – Откуда эта «Монтескьё»?

– Справка, – монотонно объявил я. – «Монтескьё» – это дань уважения великому французскому мыслителю и тем временам, когда представители высшего сословия не чурались выражать идеи справедливости. В группе два участника, их творческие пути начались вдали от столицы, теперь сошлись в Москве.

– И это… всё? – выдохнула режиссер по кастингу.

Она еле сдерживала негодование, зато Люся развеселилась. Я видел, как она прижимала ко рту руку, чтобы не расхохотаться.

– Нет, еще кой-чего. Творческое кредо группы, – скромно объявил я. – «Нет ничего досаднее, чем видеть, как удачно сказанное слово умирает в ухе дурака, которому ты его сказал». Шарль Луи де Секонда Монтескьё.

Режиссер по кастингу вскочила, начала бегать по комнате, она то прижимала пальцы к вискам, то крутила головой. Но вдруг остановилась, подскочила ко мне, обняла и объявила:

– Умница! Ты был в образе! Такого я еще не видела!

Я поднял вверх правую руку, мол, победа, и посмотрел на Люсю. Она пыталась быть серьезной.