Сто фактов обо мне

У меня есть две куртки с капюшонами и массой карманов.

Я обожаю в них залезть и пойти куда-нибудь пошляться. Когда ты в такой куртке, словно дом на себе носишь. А раз с тобой дом, значит, не пропадешь. В карманах у меня всегда есть блокнот, ручка, зажигалка, деньги (немного), перочинный нож, наушники, естественно, мобильник.

Когда начинается снег, я останавливаюсь, надвигаю на глаза капюшон и смотрю минуты две на снег, будто из укрытия. В этом что-то есть, я словно один на один с миром.

91. Я БОЛЬШЕ НЕ ВИДЕЛСЯ С ЛЮСЕЙ

Да, ни одного раза после того дня, когда заставил ее привезти меня во двор моей матери. Люся спасла меня, делая искусственное дыхание и потом, организовав операцию. Но ни разу не приходила ко мне в палату, не звонила. Просто витала где-то рядом невидимым ангелом. Отец мне сказал, что она знала обо мне почти все, кроме одного – что у меня больное сердце. И винит себя ужасно за то, что повезла меня на встречу с матерью.

Но зря Люся так. Все было правильно. Я должен был увидеть свою мать, чтобы идти по жизни дальше.

Сам я звонить Люсе не буду. Мне стыдно. Ведь я унизил ее.

Подгорбунский как-то рассказал мне, что у него однажды было плохое настроение, он хотел разметать весь мир. В ту минуту Подгорбунский шел и курил. Внезапно решил бросить горящий окурок за шиворот проходящему мимо человеку. Бросил и попал. Тому человеку было больно, он жутко кричал, не понимая, что случилось, а Подгорбунский убежал… Он говорил, что не может забыть этот свой проступок и его до сих пор мучает совесть, что по его вине пострадал незнакомый человек.

Так же и мне с Люсей. Я не могу о ней много думать.

92. ОТЕЦ РАССКАЗАЛ МНЕ ПРО МОЮ МАТЬ

Когда я вышел из больницы, я все время улыбался. Еще бы! Мир был мне подарен во второй раз. Врачи сказали, что если я спокойно, без дерганья проживу полгода, то все у меня будет ок.

И я прожил полгода так, как мне велели. Ходил в лицей, смотрел по Инету комедии, не думал про плохое. Но через полгода я сел и разыскал в социальных сетях мою мать. У нее была страничка с массой фоток. Везде она была на них в одиночестве – то в своей алой куртке, то в каких-то допотопных блузах и всегда в брюках и спортивной обуви. Неприятно видеть пожилую женщину в адидасах или сланцах. Она носила черные сланцы, надев на ноги носки. Наверное, у нее были больные ноги или денег не хватало на изящные туфли. Везде Светлана Алексеевна Каплунская была густо накрашена и с ролтоном на голове. Почему-то мистер Уксус не особенно рвался к ней в кадр. Видимо, постоянно выполнял роль фотографа и верной собачки, как заметила Люся.

В друзьях у моей матери было всего четыре человека. Четыре – плохое число. Я не люблю четные числа.

Когда я разглядывал материнские черты, то никак не мог понять, почему она так изменилась. Ведь на той фотографии, которую я откопал у отца в столе, она была милой и ласковой, а теперь, на своей интернет-странице, походила на сестру Бабы-яги – натянутая улыбка, осклизлый взгляд, обиженно поджатые губы.

Я спросил отца про ту фотку и даже показал ее на своем ноуте.

Отец вздохнул и сказал:

– Валер, так это не твоя мать. Это моя двоюродная сестра Аля из Воронежа. Она приехала к нам, чтобы помочь тебя нянчить. Прожила у нас четыре года.

– Я ее не помню, – сказал я.

– Жаль. Аля была тебе как мать. Стирала, кормила, лечила, гуляла с тобой. Ты очень любил в парке старый, здоровенный тополь. Вы с Алей буквально под ним жили. И там я вас сфоткал.

– А где она сейчас?

– Умерла… – вздохнул отец. – Добрым людям меньше везет в этой жизни… Аля тебя обожала.

– Я это понял, – ответил я.

И вспомнил ощущение – солнце, тополь с громадными ветвями и будто мама рядом. Нет, теперь я знаю: это была добрая тетя Аля.

– Пап, а молодые фотки матери? – спросил я. – Они есть в природе?

– Нет, – просто ответил отец. – Я их уничтожил. Может, не прав, надо было хоть что-то оставить для истории, для тебя, но тогда я не справился с собой, все разорвал и выбросил.

А потом мы поговорили о матери. Отец взял с меня слово, что этот разговор в первый и последний раз.

Моя мать, Светлана Алексеевна Каплунская, окончила какой-то спортивный институт и стала тренером по волейболу. В институте вышла замуж за парня, который через несколько лет выбился в известные футболисты. Простой упорный парень, он ценил мужскую дружбу, на сборах, бывало, выпивал и не пропускал застолий после матчей. Моя мать страшно злилась на своего первого мужа и требовала, чтобы он сидел у ее юбки и после каждого матча – сразу домой, под ее теплый бок. Но футболист хотел жить, как жил, и играть в футбол, как играл. Это было смыслом его жизни. Потом у него произошел конфликт с тренером, его погнали из команды, и моя мать бросила его. Футболист помаялся еще пару лет без любимой команды, без семьи и умер.