Сто фактов обо мне

Ах, Оля забыла перейти на свою страницу, и мама теперь окончательно поняла, что Кузя в жизни дочери – главное звено… Оля встала, уткнулась в мамино плечо горячим лицом, заплакала от души и густым, обиженным голосом рассказала все-все. И про то, как они вышивали тряпку на химии… и про его прыжок на уроке… и про магазины и стельки… и про то, что он давно мечтал о кадетке… только молчал и написал об этом лишь сейчас… и что она ни за что не защитит проект по информатике…

– Мама, мамочка, что это? Почему?!

Мама гладила Олю по спине и плечам. Руки мамы были такие ласковые и нежные, что хотелось плакать громче, жалостнее. Потом мама убрала руки с Олиной спины, взяла дочь за плечи, отстранила от себя, заглянула в Олино распухшее лицо и сказала:

– Он тебя предал. Это бывает. Проект сдашь сама, одна. И на «отлично».

4

«С глаз долой – из сердца вон». Правильная народная мудрость, проверенная веками.

С Олей случилась странная штука: она не хотела думать о Кузе. Мамино слово «предал» пронзило ее, как стрела, навылет, под самым сердцем. И если с такой раной живут, то иначе, чем прежде.

Оля теперь не виделась с Кузей каждый день, он редко забегал в лицей – проведать своих. Своими были Равиль и Рома Гога. Они плюхались на один из трех кожаных диванов в лицейском коридоре, что-то рассказывали друг другу и ржали.

Лиза, подруга, отыскивала Олю в каком-нибудь кабинете или столовой, говорила заговорщицки на ухо:

– Кузя твой пришел.

Оля пожимала плечами: мол, почему мой? Немедленно собирала сумку и уходила домой. Благо, что Кузя появлялся в лицее после занятий.

Потом Лиза звонила Оле вечером и сообщала:

– Ты идиотка! Ушла на ровном месте! Он тебя искал, у всех спрашивал!

– Кто искал? – невозмутимо спрашивала Оля.

– Да Кузя! Мол, как она тут над нашим проектом по информатике бьется? Переживает, видишь?

Оля без споров соглашалась:

– Ага. Переживает. Зря. У меня все ок.

Больше Оля Кузе не писала в соцсети, а если он что-то спрашивал, отвечала сухо, одной фразой. Дураку было понятно, что Кузя теперь Оле мимо.

В мае Оля защитила проект по информатике на «отлично». Она была единственной ученицей трех десятых классов, кто справился с коллективной задачей в одиночку.

В день защиты нежданно-негаданно Кузя появился в лицее. Он знал традицию: ребята пойдут в кафе – отмечать гамбургерами и фантой очередной пройденный этап учебы. Да, и они пошли, толпой, смеясь и выкрикивая на всю улицу молодые фразы. Но Оля даже головы не повернула в сторону Кузи, хотя Рома Гога твердил:

– Давай, старичок, и ты с нами! Давай, давай!

Кузя направился в сторону метро, на ходу бросив:

– Да я здесь случайно! Мимо ехал – заскочил!

Он легко сбежал в подземку, а Оля гордо шла по улице, и ветер трепал ее распущенные волосы короткими порывами.

…Подходило к концу еще одно лето, впереди у Оли был последний, одиннадцатый класс.

На даче накрапывали дождички, в лесах шло тихое, громадное, общее движение – росли грибы. Их было так много, что деревенские замучились таскать. Сначала молчали, по старой традиции, не говорили друг другу, где больше грибов растет, чтобы для себя, для следующей ходки сохранить. Но потом… Грибная волна оказалась мощной, сильной, обильной. Не волна, а настоящий девятый вал, только на лесной манер. Теперь только и обсуждали, где нашли да сколько, не успевали грибы обрабатывать, даже дарили друг другу полные корзины опят и подосиновиков.

Оля ходила в лес с отцом. Он шел чуть впереди, в резиновых сапогах, темно-синей болоньевой куртке, нес в крепкой руке корзину с белыми, которая под их тяжестью поскрипывала. Отец не брал других грибов – считал лесным сором.

Оля любила эти маршруты. Она знала: если отец рядом – она под защитой, никакая печаль не обожжет сердце. У отца был добрый, уверенный взгляд, всегдашняя полуулыбка, седая щетина на щеках. Еще Оле нравилось отсутствие лысины на его голове. У других отцов в их лицее – сплошные плеши и залысины, а у папы густые волосы с проседью.

Оля много говорила, бродя с отцом по опушкам и березнякам, вспоминала, как они давным-давно катались на карусели в парке; как отец, когда Оле исполнилось шесть лет, подарил дважды сказку Ершова «Конек-горбунок» – на день рождения и Новый год. Отец смущался, сбивал кривой грибной палкой мухомор, бормотал, что эта нелепица случилась, потому что у него было много работы и он все время о ней думал. «Прости, Олюнчик, больше не повторится». Но она восхищенно уверяла: «Папа, ты что, мне оба „Конька-горбунка" дороги, там же разные иллюстрации!.. А про первое сентября в первом классе забыл?» Родители стояли за оградой школы, как зверьки, во двор, кроме учеников и учителей, никого не пускали – боялись терактов. Оле стало жалко всех пап и мам, и она заплакала. Учительница и завуч никак не могли понять: что это с девочкой? И про то Оля напомнила, как однажды папа поругался с мамой, пришел к Оле в комнату, дышал глубоко, тяжело, словно раненый кит, сел на постель в ноги; а она родителей помирила, сказав маме, что папа – хороший…