Сто глупых идей

- Знаете, Полина, вы очень чувствительная и... ослепительно красивая женщина, - с грустью в глазах произнес Эрнесто. Он отпустил мою ладонь, не смея настаивать на продолжении танца, но взгляда не отвел, а напротив, сделал его еще более пытливым.

- Это всё рождественские гирлянды, это они ослепляют, - попыталась оправдаться я.

- Нет, не вините гирлянды. Дело в ваших колдовских глазах... И слёзы ваши – искренние, не наигранные, не разумом сотворенные, а сердцем отданные. Это я должен благодарить вас. Никто еще никогда... так искренне... никогда... – он запнулся, не сумев договорить.

Мы стояли в глубокой тишине, не решаясь нарушить ее, и лишь поленья в камине да мерцание гирлянд вели свою чарующую игру на предметах интерьера, на лакированной крышке рояля, на жгуче черных волосах Эрнесто и в наших сверкающих глазах. Еще секунда и я бы пала к его ногам, предложив постыдное... предложив ему опорочить свою честь и честь его супруги. О своей чести я даже уже не заикаюсь. Представляю, что бы он подумал обо мне – о замужней женщине, предлагающей ему отношения на одну ночь... хотя бы на одну волшебную ночь!..

Надо было срочно взять себя в руки, но эта сказка никак не желала отпускать нас обоих: его необыкновенные светлые глаза искали во мне подтверждение и решимость, точно ответ на вселенски значимый вопрос, заданный не голосом, но душой. И я решилась.

- Эрнесто, я бы хотела кое-что рассказать вам. И мне безумно стыдно, что я не сделала этого раньше.

- Одевайтесь, - прервал он мою исповедь и, накинув на себя пальто, первым пошел к стеклянной двери, что вела на открытую террасу.

- Эрнесто, выслушайте меня, разговор очень важный! Он касается ваших бумаг, тех самых результатов исследований из института Планка, - не скрывая своего разочарования, выпалила я.

- Я знаю. Именно поэтому, прежде чем вы начнете разговор, я хочу вам кое-что показать.

Накинув шубу, я, пребывая в разрывающих сердце чувствах, послушно отправилась следом. Мы вышли на террасу, затем спустились по ступеням в сад с ледяными скульптурами, безмолвно прошли мимо экспозиций по тропинке к озеру, а там Эрнесто помог мне взобраться в «скандинавскую» мини-ладью и, включив двигатель, привел в движение это чудо инженерной мысли.

Сани шли практически бесшумно, и поначалу меня волновал вопрос о том, как они вообще двигаются, но легкий ветер вскоре изгладил из моей головы все тревожные мысли о воздушной подушке под днищем и о скорости приблизительно в шестьдесят километров в час. Ветер трепал волосы прохладными порывами, и я последовала примеру Эрнесто: накинула капюшон, так как по мере увеличения скорости шапка не спасала от свистящих в ушах воздушных потоков.

Мы пересекли озеро, затем нырнули в долину и помчались вниз по склону. Там уже не было фонарей. Лишь редкие звезды и мягкий желтый свет ламп и фар нашей ладьи позволяли мне видеть улыбку Эрнесто, изредка бросавшего на меня взгляды. Он сосредоточено вел свой «корабль», а у меня захватывало дух: вокруг заснеженная красота гор, звездный вечер, огромная луна, эта несущаяся ладья среди безлюдных мест, волны снега, взбудораженные нашим плаваньем, и он со мной. Он!!!

Не имея ни единой мысли, куда вёз меня Эрнесто, я полностью доверилась ему, с отчаяньем понимая, что больше никогда не испытаю ничего подобного. Но тут пришло еще одно осознание: такое сильное чувство бывает только один раз в жизни. Что бы там ни вещали «мудрые» пожившие люди, но настоящая любовь дается исключительно единожды и, увы, далеко не всем подряд.

Я рвано выдохнула, запоздало осознав исцеление. И слёзы вновь заструились по моему лицу. Их срывал ветер, а я смеялась, изо всех сил держась за кресло и поручни, чтобы не лишиться чувств от счастья и несчастья одновременно.

Отныне я свободна и... несвободна.

Боже, я, оказывается, никогда не любила! И понять это удалось, не выбивая клин клином, абы с кем-то, абы как-нибудь, а лишь соединившись душами с конкретным человеком, посланным мне самой судьбой. Все мои поиски, все мои неудавшиеся попытки залечить себя, зализать раны, найти того, кто просто заполнит собой пустоту и скрасит одиночество и неизбежную старость - все эти тысячи стратегий и глупых идей умных людей ничтожны по сравнению с единственным искренним мигом и волной жара, накрывшей нас там, в каминном зале...

Но как теперь жить? Ведь если я расскажу ему, что свободна, это даст ему повод оступиться и загрязнить свою душу. И почему-то я была уверена, что Эрнесто, не раздумывая, сорвется со мной в эту пропасть убийственной страсти.

Новая волна осознания глубины своих чувств чуть не убила меня: я была готова и дальше лгать Эрнесто о своем замужестве, лишь бы он сохранил свою душу в чистоте, лишь бы безболезненно забыл обо мне, как о кратковременной вспышке, чуть не спалившей его брак.