Сто имён одной воровки

— Мир тебе, брат, и благодарность, и да пребудет всегда с тобой благословение Длани Небесной. — брат Тибард протянул ладонь, осенил ею чуть склонившего голову стражника, брат Гордел обхватил за талию продолжавшую брыкаться и завывать девочку, и они оба направились обратно, к дожидавшимся их обозам, которые, правда, во избежание кривотолков среди оставшихся в приюте калантийцев, уже отъехали на некоторое расстояние от церкви.

В стоявших на обочине Стекольной улицы обозах что-то происходило. Двое небесных братьев сновали в них меж плачущих детей и вливали им в рты какое-то зелье из круглых, обмотанных тряпками фляг. Дети сопротивлялись, кричали, пытались вырваться, но высокие и крепкие братья быстро скручивали их, открывали рты, давя на щеки и вливали пойло, мутно-зелёное и пахнущее тиной. Стоило ребенку лишь сделать глоток, как тело его расслаблялось, глаза закатывались, и небесные братья ничком укладывали их на дно обоза.

Один из братьев протянул флягу подошедшему брату Тибарду, а брат Гордел схватил брыкавшуюся девочку подмышками и заученным жестом надавил ей на щеки, но не тут-то было. Девочка что есть сил лягнула его ногой в бедро, крутанула головой и вцепилась зубами в мизинец брата Гордела. Тот закричал, и по мере того, как зубы девочки всё глубже погружались в его плоть, крик небесного брата становился все тоньше и пронзительней.

— Ну все, сука, ты допрыгалась. — прорычал брат Тибард и двинул девочку локтем по уху. Она охнула и сразу обмякла, челюсти её разжались и тело соскользнуло в дорожную грязь. Пока брат Гордел, корчась и завывая от боли, пытался остановить кровотечение в прокушенном до кости пальце, брат Тибард кое-как влил в открытый рот девочке вонючее зелье, схватил её и забросил в обоз. Закрывая задок обоза, он по-тарсийски приговаривал:

— Сестру-то мы твою в бордель определим, а ты вот больно резвая, за тебя Гильдия Воров поболе заплатит.

Глава I. Актёры и представления. Часть I

На площади у церкви святого страстотерпца Петреллия, что в портовом районе нижней части славного города Портамера, собралась толпа. Были здесь в основном тучные торговки в замаранных передниках поверх тёмных юбок, мужики из порта — грузчики да вязальщики снастей, подозрительного вида юнцы, наверняка прятавшие кинжалы в замусоленных рукавах рубах, нищенствующие старики да десяток оборванных пацанят, сновавших в толпе и то и дело отхватывавших пинки да подзатыльники. Люди шумели и гомонили, бабы толкались локтями, мужики жевали вонючий табак, плевались и сыпали отборными ругательствами. За всем этим шумом голос городского глашатая, стоявшего рядом с новеньким, только поставленным позорным столбом, был едва различим.

— Во славу нашего доброго короля Огиделия III и от имени градоначальника благородного господина Викантия объявляется указ…

Заслышав имя короля, толпа одобрительно зашумела, старик с искривленной спиной затряс клюкой, какая-то тощая девица даже сдернула с головы чепчик и замахала им, но как только прозвучало имя градоначальника, бабы недовольно заворчали, а старик сплюнул себе под ноги. В этот момент с одной из примыкавших к площади улиц завернул кортеж мибийского купца Дал Аг Абура — деревянный портшез, отделанный тонкой резьбой и закрытый парчовыми занавесями, несли четверо мускулистых, по пояс обнаженных мужчин. По сторонам портшеза шли несколько наёмников в коже и с саблями на поясах, а позади — носильщики, тащившие окованные железом сундуки. Кортеж остановился, и из-за занавеси высунулось заинтересованное лицо купца — смуглого носатого мужчины в широкополой шляпе, украшенной разноцветными перьями и сетчатой вуалью, спадавшей к шее купца и призванной защищать его от вездесущей надоедливой мибийской мошкары, правда, в Портамере та вуаль была ему без надобности и выглядела скорее забавно, особенно для местных жителей.

— …считает своим высочайшим долгом выжечь сей гнойник и вырезать зловонную опухоль с тела славного города Портамера…

Резная дверь портшеза открылась, рука одного из носильщиков откинула плотную занавесь, и господин Дал Аг Абур, пыхтя и бормоча что-то себе под нос, вылез из портшеза. Сложив руки с толстыми пальцами, унизанными перстнями, на объемном животе, обтянутом белым одеянием, больше похожим на ночное женское платье, он со всем возможным вниманием стал слушать глашатая. Стайка мальчишек-оборванцев отделилась от толпы и побежала к купцу, видимо, в надежде выпросить у того пару медяков милостыни.

— … каждый член этой распоясавшейся шайки бандитов и еретиков объявляется преступником и заочно приговаривается к смерти…