Сто имен

Эдуард, подметила Китти, обхватил бабушку покрепче — у нее подкашивались ноги.

— А ты думала, он ждет тебя здесь? — расхохоталась Мэри, астматически задыхаясь, откашливаясь. — Сидит тут и чахнет по тебе? А вот и нет, он уехал, жил своей жизнью, женился, народил детей и внуков.

Берди улыбнулась — печально, и все же улыбнулась.

— Давно он умер?

Мэри ответила уже не столь резко, но в голосе ее все же слышалась застарелая ненависть к Берди:

— В прошлом году.

Боль проступила морщинами на лице Берди.

Ни слова больше не говоря, она повернулась и вышла.

— Ну? — с порога накинулась на нее Мэри-Роуз.

Китти покачала головой, и все поняли, что вопросов задавать не надо.

Берди еле передвигала ноги. Эдуард и Китти глядели на Молли, ожидая подсказки.

— Пойдем подышим свежим воздухом. — Молли подхватила Берди под руку и повела ее прочь от паба с букмекерской конторой.

Решили пойти в другой паб, через дорогу, и там поужинать. Вечер был прохладный, но все же они устроились в садике перед пабом, чтобы послушать рассказ Эдуарда и Стива и обсудить, насколько законным был отказ выплатить Берди ее выигрыш.

Эдуард, знаток права, и Стив, знаток букмекерских правил, пришли к выводу, что речь шла всего лишь о джентльменском соглашении, и хотя порядочнее было бы заплатить, юридически принудить к этому букмекеров невозможно. Настроение у всех упало, все переживали за Берди, а Китти, чувствуя себя виноватой, — ведь она потащила сюда всю компанию, а их приключение обернулось пшиком, — подыскивала предлог, чтобы выйти из-за стола. Прекрасный повод ей предоставил правнук О’Хары, который вошел во дворик паба и неуверенно оглядывался по сторонам. Китти поднялась из-за стола ему навстречу.

Отыскать Берди было нетрудно: она пристроилась на скамейке на главной улице городка, глядя на маленькую школу, где ее отец был когда-то директором и единственным преподавателем, на домик возле школы, где она выросла. Китти попыталась представить себе, как день за днем девочка выглядывала из окна, смотрела на игравших во дворе школы детей и не могла присоединиться к ним, потому что была больна, потому что ее считали слишком слабенькой даже для этого.

Китти присела рядом на скамейку.

— Простите меня, Берди. Я и думать не думала…

— За что вы извиняетесь? — очнулась от размышлений Берди.

— За то, что потащила всех сюда получать ваш выигрыш. Могла бы и сообразить, что этого делать не надо, что это личное.

— Глупости, Китти. Это был прекрасный день. Когда еще мне довелось бы потолкаться в толпе из четырехсот яиц? — Она весело рассмеялась. — И когда еще я бы поучаствовала разом в стольких приключениях? И каждый из нас — вы сделали нечто замечательное для каждого из нас, Китти, не забывайте об этом. Никто не станет винить вас за то, что вышло не так, как мы надеялись.

Добрые слова всегда приятны, но Китти они не утешили. Ей все равно казалось, будто она всех подвела: Ачар и Ендрек остались без арбитра, Берди без выигрыша, хорошо хоть Эмброуз справилась со своим страхом.

— Ведь не в деньгах дело. — Берди старалась улыбнуться, но ее слова звучали все менее убедительно. Конечно, не в деньгах: она вернулась, чтобы взглянуть в глаза призракам прошлого, а эти призраки вновь взяли над ней верх в тот самый день, когда Берди уже воображала себя победительницей. — Что у вас там? — покосилась Берди на букет полевых цветов, которые Китти прихватила, когда отправилась ее искать.

— Ах да! Ко мне приходил О’Хара-младший, — спохватилась Китти. — Он просил кое-что вам передать.

У подножия горы Боггерах, где путников окутывала легкая дымка тумана, Берди перестала наконец осматривать могильные камни и остановилась подле того надгробия, которое искала. Здесь, на кладбище возле церкви, возле маленькой школы, маленького дома, в котором она выросла, Берди возложила цветы на могилу своего первого, незабвенного возлюбленного, Джейми О’Хары, которого ей не позволили любить, с которым она рассталась, когда бежала в Дублин, подальше от цепкой опеки отца и предрассудков маленького города. Уезжая, Берди дала обещание и заключила пари — и вот она вернулась домой получить свой выигрыш и выполнить обещание, но, увы, и то и другое слишком поздно.

Китти вернулась к пабу, поковырялась в остывшей рыбе с чипсами и размякшим горохом под соусом тартар, пытаясь придумать, как же вновь поднять настроение своей команде. Себе-то как поднять настроение? Люди негромко переговаривались — вроде бы и весело, но этому далеко было до той бившей через край радости, с какой они ехали сюда.

— Ты ни в чем не виновата, — тихонько шепнул ей Стив.

Китти обернулась к нему, нуждаясь в поддержке:

— Мне так неудобно.

— Почему?

— Притащила всех сюда, а тут…

— Не твоя вина, — повторил он, протягивая ей бокал с вином. — Усвой это, и с тобой можно будет общаться. И постарайся ночью не храпеть, не то задушу тебя подушкой.

— Я не храплю.

— Еще как. Стоит тебе выпить, и ты храпишь громче моего отца.

— Не храплю. И ты почем знаешь?

Он вновь поглядел на нее тем странным взглядом, от которого по коже пробегал холодок, а внутри все плавилось: