Сто килограммов для прогресса (СИ)

«Юпитер» отчалил и прошел немного на север. Вот от устья реки до стана уже ближе, дальномер показал пять с половиной до центра лагеря. У носовой трёхдюймовки собрался целый консилиум — оба наводчика орудий главного калибра, командир БЧ-2, дальномерщик. Ну и как без капитана. Выставили дальность на прицеле и на трубке — «Огонь!» Снаряд полетел хорошо, но трубка сработала поздно — почти у земли. Пятно поражения вышло небольшое, метров тридцать. Но это было сплошное поражение — пули попали почти в каждого, кому не посчастливилось оказаться в этом пятне, а в некоторых воинов попало и по две пули.

Трубку поставили немного пораньше, вот теперь сработало правильно, осыпь на сотню метров. По лагерю стали слышны крики раненых. На третьем снаряде трубка не сработала, и снаряд тяжелой чушкой ухнул в толпу войска. Четвертый и пятый снаряды ушли с теми же уставками. Лагерь пришел в движение, османы бежали вдоль реки, подальше от опасного корабля. Добавили еще два снаряда вдогон, и командир БЧ-2 задробил стрельбу — слишком далеко.

Османы отошли километра на три, там у реки тоже удобное место. Остановились, видимо тут будут новый лагерь организовывать. Больше в этот день никто не стрелял, война стихла. Османы будут ночью забирать своих убитых и раненых, а «Юпитер» вернулся к причалу, и началась высадка войск.

Прибыл еще один пехотный взвод в помощь гарнизону. Еще два отделения драгун для ведения разведки. Два 65-мм орудия, снаряды, мины к миномету. Двоих раненых погрузили на шхуну, отправились в Адлер. Осаду крепости мы сняли, но османы никуда не собираются уходить, обустраиваются в новом лагере. И мы не можем их атаковать, нет у нас таких сил. У осман не только пехота и артиллерия, там еще и конницы несколько тысяч. Позиционная война получается.

* * *

На западе Черного моря, недалеко от входа в Босфорский пролив, у нас постоянно дежурят кто-нибудь из «мелких» пароходов и две шхуны. В этот раз плавучей радиостанцией работал «Гефест», и от него пришла радиограмма. На своем леудо подошел Метин, и передал капитану сообщение. Это происходило систематически, почти каждую неделю, но в этот раз сообщение было совсем не радостным.

Несколько дней назад через Дарданеллы и Босфор шла шхуна под Андреевским флагом. Под таким флагом тут еще ходили купеческие нефы из Мавролако. Но османы знали, что именно такие шхуны — действительно в составе флота Дожа, и вооружены скорострельными пушками.

Две галеры внезапно ринулись на перехват. Османы не стреляли, а только молча сближались бортами. Наши сначала не поняли, что происходит, но даже когда поняли, что это нападение — не могли открыть огонь первыми. Да и поздно было, в каждой галере по полусотне гребцов и по сотне воинов, их надо было топить фугасными на подходе. Когда в воздух взлетели абордажные кошки, капитан шхуны дал приказ запереться в юте. Ют — кормовая надстройка, на наших шхунах еще играет роль орудийной башни. В стенах три пушечных порта — в стороны и назад. Пушка на четырехколесном лафете легко перекатывается к нужному порту.

Команда заперлась в юте, на палубу высыпали османские абордажники. Ни разу не выстрелив ни из лука, ни из мушкета, они кинулись рубить топорами дверь юта. Капитан сам схватил карабин, и через бойницу стал стрелять в быстром темпе — «пулемет». На палубу попадало более десятка убитых и раненых абордажников. Но тут появились большие щиты из толстых досок, мягкие свинцовые пули карабинов их не пробивали. Удалось подстрелить тех, кто случайно высунулся, но вскоре вся палуба была перегорожена щитами, и они приближались. Кто-то запрыгнул на площадку над ютом, и начал рубить потолок. Его тоже удалось застрелить через дыру, которую он прорубил. Но там еще кто-то есть, притаились. Щиты приближаются.

— Может откроем дверь и пальнем картечью из пушки?

— Не успеем дверь закрыть, запрыгнут сверху, навалятся.

— Надо бойницу прорубить!

— Да они уже сами почти прорубили!

Подкатили пушку.

— Высоковато, сюда руби!

— А что они не стреляют?

— Ты не понял? Живьем взять хотят.

— В полон?

— Выпытывать секреты будут. Как капсюль и взрывчатку делать, где берут электричество.

— А я не знаю.

— Ничего, сочинишь что-нибудь. У них каты умелые, все расскажешь — знаешь, не знаешь… — матроса передернуло от этих слов. Тут закончили рубить дыру, просунули ствол орудия, и почти сразу же выстрелили. Шеренга щитов была слишком близко, сноп картечи едва раскрылся и прорубил узкую просеку в толпе абордажников. Перезарядили и выстрелили еще, чуть в сторону. По сумятице на палубе добавили из карабинов. Османы кинулись в разные стороны — кто на галеры, кто в море. Некоторые запрыгнули на площадку над ютом. Послышались крики — команды. Тактика сменилась, теперь все повалили на эту крышу, начали рубить топорами ее.

Стрельбой через дыры из карабинов кого-то убило, кого-то ранило, но топоры только чаще стучат. С потолка капает кровь.

— Братцы! Что делать! Не хочу я к катам бусурманским! Уж лучше как-то… Ох! Грех это!

Артиллерист открыл замок орудия, вынул картечный выстрел, вставил фугасный.