Сто лет криминалистики

В 1833 году Видок вышел в отставку, так как новый префект полиции Генри Гиске возражал против того, чтобы вся криминальная полиция состояла из бывших арестантов. В 1857 году Видок умер. Он интересно прожил остаток своей жизни, имел частное сыскное бюро (видимо, первое в мире), был зажиточным коммерсантом, писателем, другом великого Бальзака, которому не раз подсказывал темы будущих романов.

«На посту шефа Сюртэ Видока сменили представители буржуазии: Аллар, Канлэ, Клод, а в 1879 году — Гюстав Масе. Сюртэ пережила пять политических переворотов: от Наполеона — к Бурбонам, от Бурбонов — к июльской монархии Луи-Филиппа Орлеанского, от июльской монархии — к империи Наполеона III и от Наполеона III — к Третьей республике. Из бывшей мрачной резиденции на улице Святой Анны она переехала в не менее мрачное здание на Кэ д'Орлож, а затем — в здание префектуры на Кэ д'Орфевр. Вместо 28 подчиненных Видока здесь уже работало несколько сотен инспекторов. Его служащие с уголовным прошлым постепенно уступили место почтенным буржуа. Но ни Аллар, ни Канлэ, ни Клод, ни Масе не изменили принципам работы Видока — многие бывшие преступники состояли у них на службе в качестве филеров и сотрудников. Уголовники, высланные из Парижа и тайно вернувшиеся, при повторном аресте стояли перед выбором: либо работать на Сюртэ, либо сесть за решетку. Сюртэ также никогда не отказывалась от подсадки своих провокаторов (носивших название «мутоны») в камеры для получения информации от заключенных. А сами инспектора систематически посещали тюрьмы и приказывали водить вокруг себя арестантов, чтобы, подобно Видоку, развить у себя память на лица («фотографическую память») и знать преступников в лицо. «Парад» был самым распространенным методом выявления заключенных, имевших ранее судимость, или идентификации разыскиваемых преступников, отбывающих срок по другому делу. Архив Видока превратился в колоссальный бюрократический аппарат, горы бумаг загромождали неприветливые, пыльные, освещенные газом залы префектуры. На каждого преступника здесь была заведена карточка. В ней значилось его имя, количество судимостей, была описана внешность. В архиве насчитывалось около пяти миллионов таких карточек. А число их все увеличивалось, так как проверке стали подвергаться даже иностранцы, селившиеся в отелях и гостиницах Парижа.

В 40-х годах в одной из брюссельских тюрем стали фотографировать заключенных. Этот новый метод регистрации и идентификации преступников был использован и в Париже. В префектуре накопилось 80 000 фотографий. Но как ни удивлялись иностранцы быстрому разоблачению преступников, бежавших с их родины в Париж, как ни содействовало это удивление легендарной славе парижской полиции, все же она переживала в 1879 году глубокий кризис, который и выдвинул на арену истории развития криминалистики Альфонса Бертильона.

2. Бертильон — писарь полицейской картотеки

Альфонс Бертильон был молодым человеком с бледным, худым, печально холодным лицом, замедленными движениями и невыразительным голосом. Он страдал несварением желудка, носовыми кровотечениями, ужасными приступами мигрени и был столь замкнутым человеком, что производил отталкивающее впечатление. Его замкнутость сочеталась с недоверчивостью, сарказмом, злобностью, назойливой педантичностью и полным отсутствием чувства прекрасного.

Альфонс Бертильон

Когда весной 1879 года одному посетителю префектуры сказали, что Бертильон — сын уважаемого врача, статистика и вице-президента Антропологического общества Парижа доктора Луи Адольфа Бертильона, а также внук естествоиспытателя и математика Ахилла Гайара, тот разразился неудержимым смехом.

И в самом деле, трудно было представить, как могло случиться, что сын и внук таких незаурядных людей был трижды исключен из лучших школ Франции за неуспеваемость и странное поведение, через несколько недель уволен из банка, куда был взят учеником. Позднее Бертильон безуспешно подвизался в качестве домашнего учителя в Англии и только благодаря связям отца получил место писаря в полицейской префектуре.

Рабочее место Бертильона находилось в углу одного из больших залов, в которых громоздились картотеки на уголовников Франции. Летом здесь было невыносимо жарко, а зимой — так холодно, что коченели ноги и приходилось писать в перчатках. Здесь, несколько в стороне от других, Бертильон заполнял карточки.

Холодной весной 1879 года он сидел в своем углу и замерзшими пальцами вносил в карточки описания личности преступников. В них то и дело повторялось: «высокого», «низкого», «среднего» роста, «лицо обычное», «никаких особых примет». Все эти описания подходили к тысячам людей. На карточках были приклеены фотографии, выполненные «фотографами-художниками». Поэтому фотографии были скорее «художественными» и часто «искаженными», так как арестованные противились фотографированию.