Сто лет криминалистики

Ранним утром 17 апреля к врачу явился отец мальчика, грязный и смущенный. По его поведению Папазоглу понял, что с ребенком приключилось что-то серьезное, и поехал в Шамбри. Когда он приехал, девятилетний Огюст был уже мертв. Рядом с постелью ребенка врач застал сожительницу Бавузэ, полную, круглолицую женщину с черными, ничего не выражающими глазами. Папазоглу заметил, что ребенок уже помыт и одет в новую рубашку, воротник которой туго облегал его шею. «Зачем это?» — спросил он. Равнодушным, ленивым голосом она сказала: «Его вырвало, он был грязным». Врач, однако, настоял, чтобы рубашку сняли. При этом ему бросилось в глаза покраснение, которое более или менее отчетливо просматривалось вокруг всей шеи. Явление это было столь необычным, что врач отказался засвидетельствовать смерть и сообщил о случившемся в полицию. Дежурный следователь Белло поручил доктору Шарлю Одья поехать в Виледью и в качестве судебного медика установить причину смерти. 18 апреля к вечеру Одья прибыл в Виледью. Труп ребенка был уже в часовне на кладбище, куда Одья велел принести несколько досок и на этом импровизированном столе произвел вскрытие. Доктор сразу же заметил странные метки на шее, которые могли свидетельствовать об удушении. Но линия проходила как раз по верхнему краю воротника, что немного поколебало его уверенность. Из литературы ему было известно, что давление воротника после смерти может вызвать образование следа на шее, который похож на странгуляционную борозду. Когда же он услышал, что Огюст Бавузэ некоторое время болел, то решил, что мальчик умер естественной смертью. Доктор Одья доложил: «Смерть ребенка естественна. Она произошла, видимо, из-за судорожных явлений, вызванных раздражением мозговой оболочки, так как уже две недели мальчик жаловался на головную боль».

19 апреля худенькое тело Огюста Бавузэ поглотила земля. Мадам Мулине с тупым выражением лица стояла у гроба ребенка.

Никто не заметил, что старшая сестра Огюста, Жермен, во время похорон стояла в стороне. Она не доверяла посторонней женщине, которая проникла в их дом и спала на постели умершей матери. В последующие дни девочка просмотрела содержимое мешка, в котором мадам Мулине хранила свои вещи. При этом она нашла связку газетных вырезок за 1906 год о процессе по делу Жанны Вебер, где были напечатаны ее портреты. И тут Жермен поняла, что мадам Мулине не кто иная, как Жанна Вебер. Спрятав вырезки под фартук, она отправилась в Виледью, где положила вырезки на стол инспектору жандармерии Офана и с трудом пролепетала: «Это она. Она задушила Огюста».

23 апреля следователь Белло возбудил дело. Он приказал доктору Одья перепроверить свое заключение от 18 апреля. В то же время он поручил другому врачу, патологоанатому Фредерику Брюно, произвести повторное вскрытие. Второй раз, 23 апреля, жалкая часовенка кладбища в Виледью превратилась в помещение для вскрытия трупов. Картина прояснилась, когда на другой день следователь Белло держал в руках протокол повторного вскрытия. Доктор Брюно констатировал (а доктор Одья с ним соглашался) наличие странгуляционной борозды шириной два с половиной сантиметра. Слабей всего она была выражена сзади. Ниже кольцевого хряща просматривались ранения, которые могли быть нанесены ногтями рук. Кожа борозды была засохшей, как пергамент. Кровоизлияния в гортани и в мышцах шеи исключали предположение Одья о давлении воротника. Сердечный мешочек был полон крови. Следы на шее ребенка свидетельствовали об удушении, возможно, с помощью носового платка, который предполагаемая преступница обернула вокруг шеи мальчика и закрутила спереди. Это объясняет царапины на шее в области гортани и плохо выраженную странгуляционную борозду в области затылка. Это объясняет также первоначальную ошибку в заключении относительно воротника. Оба врача не нашли ни малейших причин естественной смерти.

4 мая жандармы арестовали Жанну Вебер-Мулине и доставили в Бурж. На следующий день газеты Парижа распространили сообщение о новом аресте «убийцы из Гут-д'Ор». В них сообщалось, что Жанна Вебер ночью в июне 1906 года покинула своего мужа и Гут-д'Ор, потому что, несмотря на оправдательный приговор, ей не верили. Все прятали от нее своих детей. Через сутки появились первые комментарии прессы. Они вопрошали: «Что означают события в Шамбри? Не означают ли они, что парижский суд 30 января признал невиновной убийцу? Не означают ли они, что профессор Бруардель и Туано создали для преступницы новую возможность убивать? Не означают ли они, наконец, что Генри Роберт, опытный и хваленый Роберт, в январе 1906 года одержал победу не над преступлением, а над правосудием?»