Сто лет назад

Размышляя таким образом, я достиг самого устья реки и, взглянув вперед, в сторону моря, к неописанной моей радости увидел шунер, стоявший на якоре в каких-нибудь трех милях расстояния от берега. Что это было пиратское судно, в этом я почти не сомневался. Но как добраться до него? Шлюпки его были на местах, и, по-видимому, шунер только что вышел из реки и готовился к отплытию, выжидая первого дуновения ветерка, так как в настоящий момент было полнейшее затишье. Течение реки в этом месте было быстрое, и я подумал, что, быть может, с помощью этого течения мне как-нибудь удастся доплыть до судна. Тем не менее я раздумывал и выжидал: может быть, с шунера вышлют шлюпку за чем-нибудь, и тогда я без хлопот воспользуюсь ею. Так я провел на берегу около двух часов, все раздумывая, на что мне решиться, как вдруг, обернувшись, увидел трех индейцев, бежавших прямо на меня. Теперь я уже не стал долее раздумывать, а прямо кинулся в воду; течение подхватило меня и в несколько секунд вынесло далеко в море; прежде чем индейцы успели добежать до берега, меня отнесло по меньшей мере сажень на двести. Я продолжал плыть изо всех сил по направлению к шунеру, и течение было так сильно, что с его помощью я менее чем в полчаса подплыл к самому судну. Ухватившись за канат и вися на нем, я стал громко звать людей. Несколько человек перегнулись за борт, кинули мне спасательный канат и втащили меня наверх.

Прежде всего меня стащили на корму, где я должен был дать требуемые объяснения, и я заявил, что меня преследовали индейцы, от которых мне удалось бежать; спасаясь от них, я вплавь добрался до этого судна.

— Уж не встречались ли мы с вами раньше? — раздался грубоватый голос за моей спиной.

Я обернулся и увидел Веселого Бродягу, с которым когда-то встретился в лесу.

— Да, — сказал я, — я бежал тогда от индейцев, когда мы встретились с вами на охоте, и вы указали мне путь к плантациям.

— Так, так, это верно! — подтвердил мой старый знакомый. — Так эти индейцы, которых мы сейчас отсюда видели на берегу, гнались за вами?

— Да.

И я рассказал ему, как они напали на нашу заимку, сожгли дом, и как мы бежали от них.

— Превосходно! — проговорил мой новый знакомец. — Итак, вы, в довершение ко всему, проплыли три мили от берега до шунера. Прекрасно! Значит ни огонь, ни вода не властны над вами; такого-то человека нам и нужно! А это что у вас тут за балаболка на шее болтается? — спросил он, взяв в руку кожаную ладанку, где находился алмаз.

— Это? — сказал я, и вдруг меня осенила счастливая мысль. — Это моя родильная сорочка; я родился в сорочке и всю жизнь ношу ее на себе, так как этот талисман предохраняет человека от возможности утонуть!

— А, так что же тут удивительного, если вы с таким талисманом проплыли три мили! — засмеялся он.

В народе, особенно среди моряков, существует поверье, что родившийся в сорочке, т. е. с родильной плевой, человек никогда не утонет, особенно, если он будет носить при себе эту сорочку, или плеву. Все моряки суеверны вообще, а потому к моей родильной сорочке отнеслись здесь на шунере с таким же уважением, как индейцы к талисману или приворотному корню, и никто не помышлял даже покуситься на нее.

— Ну, сударь, раз вы столько видели огня и воды и столько времени бежали лесом без оглядки, то, полагаю, теперь будете не прочь увидеть перед собой пару сухарей и стакан доброго грога, а затем растянуться и заснуть. Завтра мы с вами побеседуем обо всем.

Я спустился вниз весьма довольный любезным предложением добродушного Веселого Бродяги и в то время, как подкреплял свои силы закуской и грогом, как вы думаете, кого вдруг увидел перед собой? Двоих португальцев из числа потерпевших вместе со мной крушение на шебеке и вместе со мной высадившихся на берег после того, как нас бросил на произвол судьбы капитан «Транссенданта». Я был очень рад увидеть их. Они рассказали мне, что, натерпевшись всяких мук и нужды, изнемогающие и изголодавшиеся, они, наконец, добрались до этой реки и здесь были приняты на это пиратское судно, где они и оставались с тех пор. Кроме того, они сказали, что очень хотели выбраться отсюда, но им все не представлялось случая. Я просил их не говорить никому, кто я такой, а сказать просто, что я некогда был их товарищем по судну, что мы раньше плавали вместе. Они обещали, а я, чувствуя себя до крайности усталым и разбитым, лег на койку и крепко заснул. Я проснулся только на другое утро и тогда увидел, что мы шли на всех парусах к югу. Выйдя на палубу, я увидел Веселого Бродягу, как он себя именовал; настоящее же или вымышленное его имя, я, право, не знаю, было Топлифт; он сидел на одном из орудий на корме и, увидав меня, подозвал к себе и сказал:

— Ну, что, хорошо вы выспались, приятель?

Я поблагодарил его, затем осведомился, он ли капитан этого судна.

— Да, я, — ответил он, — за неимением лучшего. Я уже тогда, помните, сказал вам, что мы за люди, так что теперь нет надобности еще раз говорить вам об этом. Но вы должны сказать мне, намерены ли стать одним из наших!