Сто лет полуночества

Ты герой, сынок… Как же ему хотелось кричать во весь голос: "А засуньте эту медаль себе в задницу, товарищ генерал!". Но он только метался по койке и что‑то хрипел.

Ради чего я ползал в дерьме? Ради кого убивал? Долг перед страной выполнял… А долг — это какой‑то бог? Языческий. Во славу его приносятся бесчисленные жертвоприношения: цинковые гробы, памятники из гранита, деревянные кресты. И с каждым разом "даров" этих все больше. Даров–гробов… Во имя кого?

— Васька, эй, Васька! Вот он, шафран, гляди! Ну что, мой юный друг, с прискорбием тебе сообщаю, что ты проиграл, — радостно засмеялся симпатичный парень в камуфляже и поддел ногой тонкую, как волос, проволоку…

Три с половиной трупа в городе мира

Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма…

М. Булгаков. "Мастер и Маргарита"

Часть первая и последняя. То ли сон, то ли явь

Опять сгущался туман над Газой. До рассвета было еще далеко, а Заид, как обычно, завтракал под мерное тиканье часов. 15 минут четвертого, пора идти.

Порог. Дверь. Протяжно–протяженная дорога. Вот и неизменная очередь на границе. В последнее время израильтяне особенно ужесточили проверку документов. Затылок впереди, чей‑то затылок сзади и ожидание. Этот каждодневный "ритуал" отнимал массу времени, а уж нервов сколько отнимал в придачу. Иногда хотелось просто "проехать" по зубам полицейским…

Прищурившись, Заид смотрел, как восходит солнце на его земле. Каждый день встречал он рассвет, проходя по улицам Иерусалима. Погруженные в темноту дома, как под вуалью, постепенно становились раскрашенными розово–лазоревыми красками просыпающегося солнца. По стенам гуляли блики и тени. Город наполнялся звуками и запахами, людской суетой, шумом базарной симфонии. Наступал новый день, обычный в потоке вечности. А Заид, беря в руки лопату или молоток или перемешивая цемент, совершал ещё один "ритуал", благодаря которому в конце недели появлялись деньги в его доме.

Дощатая дверь, порог. А за ним — родители, жена и пятеро едоков–малолеток, и две сестры, и родственники жены… Семья, которую он кормил.

— Заид, мешок с песком, быстрее… Обычный день труда. С запахом кофе, криками торговцев, зеваками–туристами и с участившимися в последнее время демонстрациями. Не раз он видел в первых рядах бесноватой толпы своих старших сыновей. Попытки найти им работу не приводили к успеху.

Горячий воздух обжигал гортань, хотя солнце часто уходило за облака или пряталось в стенах Старого города. А когда появлялось вновь, начинала сиять мечеть "Купол Скалы". И казалось, что весь город плавится в этом огненном блеске.

Заид вдруг представил, как поднимется на Храмовую гору. Сначала не спеша пройдет по улицам, вывернет на рынок Эль–Каттани, от него два шага до мечети. Он почувствовал прохладу старинных стен под своей ладонью. Здесь когда‑то жили его предки, сюда придут жить его внуки или правнуки.

Иерусалим манил, звал, одурманивал, словно бесконечные затяжки "наргиле". Вдох. Выдох. Пока душа и тело не погрузятся в мягкую пелену покоя… То ли сон, то ли явь вокруг. Иерусалим — сон? Явь? Этот город живет в сердце каждого мусульманина. Этот город питает сердце, как холодная вода в дикий зной.

Заид часто задумывался: стоило ли все‑таки покидать Дамаск? Бросать все в один момент, разом, закрыв глаза. Его многочисленная семья ютилась теперь почти в бараке, денег катастрофически не хватало, сыновья не учились, не работали. И все это ради того, чтобы находиться вблизи "святого города"…

Уже не молодой, но ещё не старый араб спокойно, не спеша, перемешивал цемент с песком. Так же размеренно "текла" жизнь. Не тянулась — текла. Растворяясь во времени, словно песчинка в зыбучих нескончаемых песках жизни, Заид Аль–Халед жил, наслаждаясь самим процессом жизни. А плохая она или хорошая, — какая разница. Этот свет — лишь суета. А где‑то там, в другом мире, ждет вечность.

Наступал вечер. Толпами и по одному бродили туристы. И на Храмовой горе, куда отправился Заид, поддавшись манящим нашептываниям духов Иерусалима, были туристы. Воздух набух, словно перед грозой. Внезапно Заид увидел своих сыновей — в самой гуще толпы. Кричащей, истеричной толпы. Послышался звон разбивающихся витрин магазинчиков. Свист и крики смешались с громким воем полицейских сирен.

Зов сердца оказался сильнее разума. Город заманил араба в ловушку, чтобы подарить ему вечность.

Порог. Дверь. И длинная дорога…

Неотправленное письмо

Я хочу рассказать тебе, хочу пропеть песню или сложить поэму о самом прекрасном городе в мире — Иерусалиме.