В трубке воцарилась тишина. Людмила даже решила, что повесил сосед трубку, но, видимо, он ее просто ладонью прикрыл и размышлял над ответом.
– А с чего это вы вдруг его проблемами озаботились, а, Людмила? – ожила трубка, дохнув ядом. – Вчера вы с каким-то козырем отбыли, вернулись к полуночи ближе, а сегодня уже вам Сергея подавай?!
– Свешникова доложила?
– Какая разница?!
– Ну, во‐первых, не Сергея мне подавай, а вас, уважаемый мой Николай Никитович, – с мягким смешком возразила Люда. – А во‐вторых… Во-вторых, у меня имеются веские причины подозревать в отравлении Зинаиды вас. Не хотите ознакомиться? Если желаете, то только лично. Не по телефону.
– Что за инсинуации! – после некоторой паузы гневно выкрикнул пенсионер Калугин и бросил трубку.
«И чего ты добилась?» – кисло подумала Людмила, разглядывая морской пейзаж на заставке смартфона.
Телефон запиликал вызовом. Не мобильный. Домашний.
– Слушаю, – произнесла она.
– Буду в одиннадцать, – пролаял сосед. И отсоединился.
И тут Людку пробрало. Ей стало страшно.
Теперь нужно срочно звонить Сереге. Или не звонить Сереге?
Людмила отыскала среди записей его городской, набрала. Сбросила. Снова набрала. Подождала три гудка. Сбросила.
Ты, оказывается, мямля, Миколина. Решай уже, нужна тебе его поддержка или так сойдет?
Она решила, что справится сама.
Как же сама, если ты совсем ничего не приготовила?! Никакого алгоритма действий не составила, не продумала, что и в каком порядке говорить преступнику будешь, а Калугин – преступник, циничный, беспощадный, хитрый, и такого вот матерого нужно за руку поймать.
Поймать-то ты его, допустим, поймаешь, да кто об этом сможет узнать, если он тебя порешит, как и Зинаиду? А ты между тем не имеешь внутренних сил к Портнову за помощью обратиться. А больше обратиться тебе не к кому. Если не к Витюше Ступину, но это для анекдота.
Но вчера было некогда размышлять о сегодняшних алгоритмах, не до того же ей было!
Могла бы в таком случае перенести задуманную операцию. Отчего – нет?
Оттого что упрямая. И глупая – сама себя настроила на сегодняшнее утро и выйти из программы не смогла. Или не догадалась, что выйти можно.
И малодушная.
Кстати, отчего ты дрейфишь? Отказ боишься услышать или колкости? Или неприязненный тон безо всяких колкостей?
«Ничего я не боюсь, – рассердилась Людмила. – Просто не хочу Серегу напрягать. Передумала».
Именно так. Ничья помощь, возможно, и не понадобится вовсе. Даже наверняка не понадобится. Ты просто-напросто сочиняешь хитрые ходы, чтобы Портнов немножко в твоей жизни поучаствовал. Вымучиваешь их даже, а не сочиняешь.
Привыкай, Людмила Домбровски – он не твой. Если до сих пор не привыкла.
Поэтому спокойно и без паники – да какая еще там паника, с чего вы взяли! – следует воспользоваться оставшимся до опасного рандеву временем и рассмотреть ситуацию со всех сторон.
Главный и единственный вопрос, который Людмилу должен всерьез беспокоить, – это каким образом преступник решит аннулировать угрозу в Людкином лице. Навряд ли он вновь прибегнет к ядохимикату, не дурак, он понимает, что никаких жидкостей в его присутствии Миколина пить не будет. Значит, действия убийцы будут более прямолинейными.
Плохо это или хорошо для нее? Ну, как сказать… Вывод напрашивается сам собой: ей следует беречься от удара по темечку чем-нибудь тупым и тяжелым или от ременной удавки, наскоро сооруженной из собачьего поводка. Не стоит выпускать Калугина из поля зрения, и все будет хорошо, Люда.
Но если все будет так хорошо, на чем ты сможешь подловить убийцу? Придется возвращаться к плану А: предложить преступнику чаю. Оставить его наедине с чашками ненадолго, а потом исхитриться, и питье, приготовленное им для тебя, вывести из оборота.
Как вывести? Проблем не будет. Отвлечь его внимание какой-нибудь ерундой и подменить. Чашку с отравой поставить на дальнюю верхнюю полку, с глаз калугинских долой. Это выполнить Люда сумеет.
И смартфон на звукозапись нужно включить, не забыть бы.
Кстати, у старика тоже сейчас имеется время, чтобы над своими действиями поразмышлять.
А не совершила ли ты промашку, пригласив его заранее? Могла бы перехватить его на лестничной клетке, когда он будет возвращаться с променада, взяла бы его врасплох. Теперь преимущества потеряны.
Да, в агенты спецслужб ты, Миколина, не годишься.
Людмила потянулась к таймеру и взвела его, чтобы просто послушать стрекот велоцепи, который ей всегда нравилось слушать. Дробные мягкие звуки ласкали ухо и успокаивали нервы.
Крестик выскользнул наружу, Людмила убрала его обратно за отворот пижамки. Может, на цепочку его нанизать?
Вчера он тоже выбился, а Люда не заметила в суете. Наверное, когда с покрышками возилась – демонтажем и перекаткой с участка на участок. А Карасев заметил. Высказался, насупившись, что нательный крестик не следует носить поверх одежды, чай, не украшение, и, осторожно взяв его двумя пальцами, заправил ей за вырез тельняшки. Смутился. Проговорил: «Я вот тоже на веревочке ношу» – и вытянул из-за ворота рубашки огромный золотой. И вправду – на веревочке, на черном сутаже, вот причуды.