Сто осколков счастья

– Это по другой лестнице, но вроде там еще никого.

Охранник окинул Варю наметанным взглядом и сразу распознал провинциалку: он этих девчонок столько здесь перевидал!

– В Москве раньше одиннадцати на работу не приходят: что в редакциях, что на телевидении и в театрах – подтягиваются к полудню.

– Я все-таки схожу, вдруг хоть кто-то пришел? – попросила Варя.

Охранник молча выкинул руку в сторону дверей, мол, иди проверь.

Дверь с распечатанным на компьютере листком «Бухгалтерия, отдел кадров» была приоткрыта. До Вариного слуха донесся шорох.

Она заглянула в комнату с маленькими солнечными окошками – кто-то из сотрудников уже пришел? – но обнаружила лишь уборщицу: женщина с полными голыми ногами вытряхивала в черный пластиковый мешок мусор из корзин.

– Нет еще никого, – сказала уборщица.

– Можно я здесь побуду, пока кто-нибудь не придет?

– В коридоре обожди, – отрезала женщина.

Она говорила, растягивая концы фраз, совсем как на Вологодчине. Варя смекнула: женщина, как и она, приезжая, «нашенская». Это прибавило решимости.

– Простите, пожалуйста, можно вас спросить? Вы тут, наверное, все знаете, может, что-то посоветуете?

То, что ее, поломойку, сочли за опытного сотрудника театральной академии, польстило женщине.

Она благосклонно закрутила край мешка с мусором и повернулась к дверям. В прорехах между туго натянутыми полами халата белели живот и оплывшие колени.

Варя втиснулась в заставленный столами кабинет.

– Вы не знаете, можно здесь устроиться на работу? На любую. Например, как вы, клининг-персоналом, но чтобы дали комнату в общежитии?

Она помолчала, сморгнула, униженно пробормотала:

– Или хотя бы пустили переночевать на несколько дней, пока студенты на каникулах… Мне ненадолго, вот-вот знакомые из отпуска в Москву приедут.

Женщина не спеша села на стул, отерла рукой шею и приготовилась к обстоятельному разговору.

– Уборщицы и посудомойки всегда нужны, все в артистки рвутся, а грязь убирать никто не хочет. Я сама по молодости техникум мечтала окончить, да нужда заставила коридоры драить.

– Ой, я бы с удовольствием сюда уборщицей устроилась, – приободрилась Варя. И доверительно добавила: – Ночью бы полы мыла, а днем в фильмах снималась. Но мне пока жить негде: квартиру снимать дорого, да и обмануть норовят. Хоть бы несколько деньков продержаться, пока на студии работу найду.

Женщина вздохнула, устало обмякла, грустно распустила губы, покачала головой, словно говоря: вот и еще одна провинциальная дуреха, как когда-то она сама, приехала искать счастья в столице. В фильмах сниматься!

– Дочка, уборщицей я бы за тебя слово замолвила, но комнату в общежитии тебе не получить. Ничего себе, скажут, только заявилась, а уж подавай ей жилплощадь.

– Вы точно знаете? – переспросила Варя. И умоляюще взглянула в глаза женщины. – А вдруг порядок изменился или случайно комната освободилась? Выпускники ведь как раз выехали? Узнайте, пожалуйста, я вам буду так благодарна! На всю жизнь!.. А то опять на вокзале ночевать…

– Ой, дочка, я бы рада помочь, да точно знаю: койки – и те в дефиците, а уж про отдельную комнату речи нет.

– Я и на койку согласна! Но ведь с…

Она не успела договорить: «Но ведь с ребенком не пустят».

Дверь в кабинет раскрылась шире, вошла дама лет пятидесяти. Именно дама, а не «женщина» или «гражданочка»: темные вьющиеся волосы уложены в тяжелую царственную прическу, шею и руки унизывают украшения из темного серебра и камней, шелковое платье с восточным узором похоже на праздничный наряд Лейлы, привезенный из Пакистана.

– Добрый день, – сказала дама.

По комнате поплыл маслянистый запах бордовой розы.

Уборщица поднялась со стула.

– Сидите, Нина, сидите, я на минутку, мне нужно оставить один документ, – сообщила дама.

– Дочка, если мне не веришь, давай Маргариту Святославовну спросим, – обратилась уборщица к Варе.

– О чем, Нина, вы хотите меня спросить? – Дама перебирала бумаги.

– Да вот, девочка спрашивает насчет койки в нашем общежитии, несколько дней переночевать надо, пока работу не найдет. Уборщицей согласна работать. Я ей говорю: нет мест – не верит.

– Да, детка, скорее всего, это так.

Варя переложила колыбельку с Джульеттой из руки в руку, потом примостила на край стола. Малышка заворочалась, засучила ножками и вдруг – принялась плакать.

Нина и Маргарита Святославовна удивленно посмотрели на колыбельку: крышка вздымалась от ножек Джульетты, кроха упиралась пяточками и заливалась ревом.

Варя расстегнула «молнию», нашла соску, сунула в дрожащий от обиды крохотный ротик. Подняла дочку на руки.

«Неужели придется отдать Джульку в приют? – с тоской подумала она. Но тут же отогнала ужасную мысль и прижала теплое, беззащитное тельце к груди. – Нет, сладкая моя, я лучше на вокзале буду жить, но тебя никому не отдам!»

– Не плачь, котеночек, мама с тобой, проживем, не пропадем!.. – простонала Варя и кивнула:

– Спасибо, что выслушали. До свидания…

Она подхватила колыбельку и повернулась к дверям.

– Погоди, дочка, – раздался голос Нины.

Варя обернулась.