Сто первый (сборник)

Длинные оба — шпалы. Оператор — чудик. Иван вспомнил Прянишкина, как тот птичек с пулями попутал. Дураковатый этот Пестиков. Корреспондентишко не простой, как кажется. Слишком уж правильно говорит, трет за жизнь — умно трет. Не то, что Витек, дурачина-простофиля. Или Каргулов взводный… тот бы и рад поговорить умно, да слов не хватает — повышибало из башки пятью-то контузиями.

Гладко корреспондентик стеллит. Но прислушивался Иван.

Среди двоих всегда один слушатель, другой рассказчик.

Ведь в поезде, ростовской плацкарте, нашел тот попутчик Ивана, вывалил ему. А оно надо было Ивану? Своего грести — не раскидать до веку. Теперь вот вспоминай: Болконский князь, Мальтус какой-то, война есть благо… Перпетумы… Дурь это все, к чертям собачьим! Кто его, Ивана, выслушает, разложит по полочкам, порядок наведет в душе? Проблевался он в холодной, и полегчало ему. Да где же найти такого, кто добровольно станет копаться в душевной его блевотине?

Сидел Иван у телевизора, новости смотрел. И думал: правильные репортажи корреспондентик снимает, не то чтобы сильно правильные, но цепляет. Не просто убили, взорвали, а так — чтоб задумался народ: чтоб без закуси глотнули, без малосола. Только в него Ивана больше не лезет. Неожиданно мысль родилась, чтобы сойтись с длинным этим. О себе Иван заболел — лекарь ему нужен стал. Не Ксюха, комендантская медичка, не промедолы обезболивающие, а такой лекарь — чтоб рванье на душе зашил, приштопал ровненько. Да все случай не приходил.

Пропадали корреспонденты, через неделю другую появлялись снова. Шепелявит Пестиков: усядется на башне — торчит между коленок ствол пулемета. Гогочут саперы. Ухмыляются офицеры. Комендант Колмогоров вид делает, будто не замечает. Репортажи идут, комендатура в центре внимания. Но хитро работали корреспонденты: фамилии меняли, про коменданта вообще не упоминали. «Комендатура. Какая? Да военная — без номеров, без названия. В городе где-то, но ближе к центру».

Не подкопаешься.

«Кто разрешил, такие сякие? — спросят начальствующие службы. — Почему без пресслужбы?» — «Да бес их разберет. Лезут эти писаки в самую дырку».

Нравится — пусть лезут.

В октябре четвертого числа после маршрута выпил Иван разбавленного спирта и завалился на бок. «Доставучий все-таки этот корреспондентик. Кто писал? Да я знаю, кто писал? Тут как Грозный взяли много чего малевали на стенах. Тешился народ. Наших, комендантских, такой шнягой не возьмешь. Закостенелый народ. Только с литру и глушит», — подумал. И задремал. Приснился ему Десятый. Снова строй, и Десятый этот корчится на земле под ногами, говорит ему какие-то слова, — но слова вытягиваются в бесконечный стон и не понять ничего. Трясет Ивана, земля дрожит под ногами…

Очнулся.

Костя трясет его.

— Вставай, наших подорвали!

Вязенкин сидел под каштаном у синих ворот.

Этим утром инженерная разведка благополучно вернулась в комендатуру с Первомайского бульвара. Сегодня он первый раз заговорил с Бучей, тем зеленоглазым злобным солдатом.

«Хорошо не послал в ответ. Странный он человек», — думал Вязенкин.

К октябрю «Независимая» телекомпания перевела свои съемочные группы в Грозный. Вязенкин с Пестиковым обитали теперь в строительном вагончике. Под корпункт выделили место на территории правительственного комплекса, в пяти минутах ходьбы от Ленинской комендатуры, если через задний двор, свалку и автопарк. Они стали чаще приходить в комендатуру. К ним привыкли и смотрели как на своих.

Скучно под каштаном.

Другого слова не подберешь, чтобы описать настроение Вязенкина.

Он гордился таким почетным среди военных прозвищем — «счастливый талисман». Но искренне сожалел, что ничего такого с ними в эту командировку не происходило. Ведь от него ждут интересных репортажей. Скучно: саперов обснимали вместе с щупами и бэтером, даже мелкого Витька знаменитые ботинки с шипами сняли. Первомайский бульвар исходили и вдоль и поперек. Вот только, если, не дай бог, кто подорвется…

— Тьфу, тьфу, тьфу, — нервно заплевал Вязенкин. — Пест, может, домой пойдем, в вагон?

— Пофли, — просто сказал Пест. — Два дня офталось. Тыща…

Они собрались уходить. Как раз в это время к воротам подкатил саперный бэтер, Серегин перебитый нос торчал из открытого люка. Суета началась, как перед выездом.

— Пест, глянь, собираются вроде, — в дверях штаба появилась громадная фигура подполковника Вакулы. — Спрошу на всякий случай у Евграфича.

Евграфич толком ничего не разъяснил: вроде на разминирование, а куда — он еще и сам не знает. Каргулов подошел.

— Т-товарищ подполковник, сколько народу брать? — а сам очки трет и сквозь щербину сплевывает себе под ноги.

Вязенкин пихает Пестикова.

— Пест, подсними картинку на всякий случай. Народ грузится, вон там построение намечается. Лица, портреты. Сгодится.