Сто полей

Сотни лет государство боролось с разнузданностью народа, с праздниками Ира, со свальным грехом и храмовой проституцией. А два месяца назад епарх Дукки, господин Стварх, принес в жертву черной Шевере шестимесячного ребенка, чтобы инспектор из столицы остался им доволен…»

Экзарх поднялся и мягко, как кошка, стал ходить по беседке, держась вне освещенного круга. Араван Баршарг поудобней устроился в кресле. Большая полосатая белка скользнула по полу, оттопырила хвост и, цепляясь за вышитые нити кафтана, взобралась на плечо аравана. Тот поднял руку и принялся гладить зверька.

«…Но продажность чиновников – это еще не все. Храм Шакуника правит половиной провинции: везде только и разговоров, что о его колдунах. Кожаные поручительства храма употребляют вместо государственных денег; кожевенные мастерские храма отравляют воду, его известковые печи отравляют воздух, его незаконные заводы разоряют людей.

Я побывал в деревнях, где раньше набивали ткань «шими» и «лух». Тысячи лет люди варили сафлоровый клей и окунали ткань в воск. У каждой семьи был свой узор. Поля отбирались каждые пять лет, а узоры передавались из поколения в поколение, и ни чиновники, ни земледельцы не могли разрушить труда маленьких людей. Теперь ткани из храмовых мастерских разорили ткачей, и храм сделал их своими рабами: чем продажа труда лучше продажи тела? Храм нарушает законы ойкумены и торгует с варварами. Если бы он вез то, что нужно людям! Но его торговцы везут из страны аломов драгоценные камни и меха, кость и морские раковины. А взамен они продают варварам оружие. Оружие, которого не имеет войско страны, потому что в ойкумене нет войска! Ибо господин араван победил взбунтовавшихся ласов не оружием, а храмовым колдовством: варварам померещилось, что скалы рушатся на них. Но с древности известно, как непрочны победы колдунов. Гусиные яйца да буйволиная моча – и наваждение бы исчезло. Двенадцать лет назад Небесные Кузнецы тоже умели колдовать. Рехетта делал воинов из бобов, и лепешки – из рисовой бумаги, а кончилось все разорением провинции…»

– Хватит! – злобно взвизгнул экзарх, и недовольным движением перекинул паллав за спину. Вышитый хвост задел духа-хранителя, мирно таращившегося в углу, тот упал на пол и разлетелся на тысячу кусков.

– Посмотрите, – сказал секретарь, – бог так же хрупок, как человек.

– Ни в коем случае, – поспешно сказал экзарх. – Дело не в том, что этот дурак пишет, а в том, кто ему дал документы!

– Однако, как он обличает храм, – промолвил Баршарг, – вам не кажется, ваша светлость, что храм и в самом деле разжирел?

Экзарх обернулся к беловолосому военачальнику. Лицо его от бешенства было бледным, как разлитое молоко, и нем сверкали большие, цвета зеленой яшмы, глаза.

– А ты молчи, – заорал он, – воровать надо меньше! А не можешь меньше, так воруй у крестьян, а не у варваров!

Баршарг помолчал. Бывали моменты, когда ему было очень трудно забывать, что именно он, Баршарг, – потомок тех, кто завоевал это лежбище трусов, а этот, в нешитых одеждах, перед ним, – веец, выскочка, даже не сын государя.

– Правда ли, – спросил тихо араван, – что прежнего наследника вновь призывают ко двору?

Экзарх побледнел.

– Черт бы побрал эту шлюху, – прошептал он.

Баршарг лениво перелистывал приложенные к письму документы. Баршаргу было не очень-то приятно держать в руках эти документы. Никому не бывает приятно держать в руках свою смерть.

– Откуда господин инспектор взял эти бумаги? – спросил араван Баршарг.

– Из моего секретного архива, – коротко сказал экзарх. – Их хватились неделю назад.

Да-да. Из архива. Милая привычка экзарха – держать на своих верных помощников заверенную свидетелями топор и веревку. Чтобы не тревожиться лишний раз за верность помощников.

– И кто же их выкрал?

– Выяснением этого вы и займетесь, Баршарг. Посмотрите, у кого из моих секретарей вдруг завелись деньги.

– А если тот, кто выкрал документы, сделал это не ради денег? – проговорил Баршарг, – а ради мести или ложно понятой справедливости? Как я поймаю его на деньгах?

Секретарь Бариша, надушенный и завитой, как девушка, – об отношениях между ним и экзархом ходили самые разные слухи, – коротко усмехнулся. Уж что-то, а Баришу в стремлении к справедливости заподозрить было нельзя.

– Итак, ваши указания? – проговорил Баршарг еще раз.

– Первое, – сказал экзарх, – выяснить, кто доставил Адарсару документы. Второе, – проследите, чтобы Адарсар больше никому не направлял подобных писем. Третье – Адарсар не должен вернуться в столицу.

– В таком случае, – сказал Баршарг, – мне будет легче всего самому спросить у господина Адарсара, кто предоставил ему документы.

– Он все-таки мой учитель, – неуверенно пробормотал экзарх, знавший, как именно Баршарг умеет расспрашивать попавших ему в руки людей. И неожиданно добавил:

– Ну хорошо, кто-то из близких предал меня, но народ-то, народ! Ведь это народ жаловался! Я знаю, он ходил по селам, расспрашивал, бабы плакались перед ним в пыли. Почему? Они же стали жить лучше!

Беловолосый араван поудобнее устроился в кресле.